Вскрытие и другие истории - Майкл Ши

торопливо спускались по укрытым гладкой резиной ступенькам. И так же сильно, как те странные ощущения, что вызвала у нее эта музыка, Патти тревожило то, как именно она ее воспринимала. Ей казалось, что она не услышала музыку, а скорее вспомнила ее – внезапно и отчетливо, – хотя понятия не имела, где могла слышать ее раньше. Ответ Шери подтвердил ее мысли:

– Музыку? Детка, да там ни звука не было! Жуть, правда? – Ее настрой оставался легкомысленным, и Патти с радостью подхватила него. Они завалились в еще один из своих излюбленных баров и пили там около часа – медленно, поддерживая хмелек, веселые и возбужденные, будто школьницы в совместной поездке. В конце концов они решили вернуться в «Парнас», найти кого-нибудь с машиной и устроить покатушки.

Когда они переходили дорогу возле отеля, Шери удивила Патти тем, что бросила взгляд на старое офисное здание и пожала плечами – а может, содрогнулась.

– Господи. Я как будто на дне океана побывала – скажи, Патти?

Этот отголосок ее собственного страха заставил Патти приглядеться к подруге. И тут Арнольд, продавец, вышел из газетного киоска и загородил им дорогу.

Столь нетипичная для него агрессивность заставила Патти вздрогнуть. Арнольд был некрасив. Все его тело было красным и пухлым, как у маленького ребенка. Редкие рыжие волосы делали его похожим то ли на младенца, то ли на старика, а лицо из-за пустой глазницы с плаксивыми красными складками дряблого века казалось скривившимся от слез. Всю его красную семенящую мягкость покрывала лоснящаяся темная глазурь въевшейся грязи. И хотя большую часть времени он вел себя как полный идиот, теперь Патти ощутила в нем хитрость, что-то коварное и прогнившее. Влажногубое кретинское лицо, приблизившееся к девушкам, казалось лицом загримированного мошенника, а не слабоумного. Страх просочился в ноздри Патти и увлажнил кожу ее рук, словно он был кислым туманом, окружавшим продавца газет. Арнольд поднял руку. В грязных пальцах он сжимал конверт и пятидесятидолларовую купюру.

– Один человек сказал, чтобы ты это прочитала, Патти! – Детские интонации Арнольда теперь казались Патти фальшивыми, частью маскировки, как и покрывавшая его грязь. – Он сказал отдать тебе эти деньги, чтобы ты прочитала письмо. Это клиент! Он дал мне двадцать долларов! – Арнольд хихикнул. Патти чувствовала в нем хладнокровного обманщика, и ее голос дрожал, когда она расспрашивала его о человеке, давшем ему это поручение. Арнольд ничего не помнил, только руку и голос из темной машины, которая подъехала к нему, а потом унеслась прочь.

– И как же она должна это прочитать? – съязвила Шери. – У окна? Может, ей еще и надеть что-нибудь особенное?

Но Арнольду больше нечего было им сказать, и Патти охотно от него отступилась, лишь бы спастись от отвращения, которое он так неожиданно в ней пробудил.

Они вошли в фойе, но письмо было таким странным – такими захватывающе пикантными были мимолетные фантазии, которые оно вызывало, – что в конце концов девушки вернулись вместе с ним в бар, заняли полукабинет и прочли его там при поддержке виски и оживленной атмосферы.

Анонимное письмо представляло собой два листка, исписанных четким, причудливо изящным беглым почерком:

Милые девушки!

Как сватается Повелитель шогготов? Ваших знаний не хватает даже на то, чтобы задать этот вопрос! Так давайте же я задам его и отвечу на него за вас. Ответ таков: «Повелитель шогготов приходит к той, которую желает, приходит к ней тяжкой поступью на чуждых ногах. От темного моря, из-под ледяных гор приходит к ней могучий Повелитель шогготов!» Милые, милые девушки! Откуда же приходит шоггот? В своем нежном, чувственном незнании вы, быть может, неспособны поразиться тому, какие бездны Пространства и Времени проницает этот вопрос. Но позвольте мне снова задать его и ответить на него за вас. Вот как был записан этот ответ:

Страшитесь подгорных бездонных глубин,

Пещер, где черна океанская гладь,

Приюта, где боги со звездных вершин

Укрылись от мира, что стал замерзать.

Ведь даже богам суждено постареть,

А прежним рабам их лишиться оков;

Ведь даже богам суждено ослабеть

И сделаться пищей для бывших рабов.

Нежнейшие блудницы! Драгоценнейшие мои беспечные распутницы! Вы и представить себе не можете, какие формы способен принимать Повелитель шогготов! Его собратья сделались меньше с тех пор, как современный человек в последний раз повстречал их. О, но зато повелители шогготов стали куда более изменчивы! Они величайшие в мире полиморфы, но прежде всего они – сам Ужас. Но как же они заявляют о своей любви? Что они шепчут той, которую так горячо жаждут? Знайте же: шоггот желает, чтобы она была тучна от паники – полна психических соков отчаяния. Поэтому он дразнит ее их неизбежным союзом; поэтому он шепчет и поет ей дерзкие, обольстительные строки и с обжигающим пламенем в бесчисленных своих очах клянется, что она будет принадлежать ему. Вот его песнь:

Фатой тебе послужит кровь,

Что застит гаснущий твой взгляд,

Подруг заменят Страх и Боль,

Проклятья будут вместо клятв.

Ты облачишься в плоть мою,

Как будто в свадебный наряд,

И, в ней сгорая, как в огне,

Женой и пищей станешь мне.

Готовьте же деву к пиру,

Сорвите скорее платье

И нежное тело предайте

Кипенью моих объятий.

Вот, милые девушки, какие серенады и баллады поет он своей возлюбленной, вот как он вальсирует с ее душой в пустых и темных чертогах ожидания, вечно нарастающего Кошмара, пока танец наконец не достигнет последних закрытых покоев единения!

Сколько бы раз девушки ни бросали эти листки на стол, после кратких колебаний они подбирали их вновь. Ни Шери, ни Патти не были заядлыми читательницами, но проблески понятных им образов в тексте заставляли их возвращаться к неясным местам, пытаясь взломать замок их смысла. Угроза таилась даже в самом почерке, чье причудливое, зазубренное изящество казалось издевательским и чуждым. Звучание некоторых загадочных пассажей рождало яркие картины и ощущение погружения в мутные, давящие глубины испуганного ожидания, в то время как неподалеку, во мраке, скрываются незримые гиганты.

Письмо окунуло Патти в знобкую меланхолию, но настоящего страха не вызвало, хоть и дало понять, что какой-то двинутый садист, вполне возможно, положил глаз на них с Шери. Для нее оно стало в такой же степени мрачной забавой, в какой и угрозой. Тот, кто увлекается письмами, с