Кровь в его жилах - Татьяна Лаас

Она знала — змей слышит её. Он знает. И будет её ждать. Жаль, что Калина её не услышал…

— Этой ночью. На Идольмене. Не мешай.

— Вы неправы, Елизавета Павловна. — Калина сделал еще один шаг, и Светлана отвела шашку в сторону: — вы даже меня убить не можете, а я ведь не человек. Со змеем вам не справиться.

Тьма щупальцами вырывалась из взбешенного Калины, сливалась с тьмой Нави, хватала Светлану за ноги в попытке остановить, но тут же опадала — кромешник еще контролировал себя.

— Пожалуйся Соколову или в опричный сыск — пусть попытаются меня остановить.

Калина опустил голову вниз — на миг его тело стало тьмой: черным, трепещущим от гнева пламенем, заставляющим Светлану вновь поднимать вверх резко потяжелевшее лезвие из света. Сейчас надо было бить — пока у Светланы есть преимущество. Но она никогда не нападала первой. Кромешник все же взял себя в руки, вновь из распадающегося на клочки черного пламени превращаясь в человека. Кажется, он чуть не стал игошей, отказываясь от света в своей душе.

Калина криво улыбнулся:

— Соколов обеими руками за ваше предприятие, а опричный сыск, к сожалению, это я. Тайный советник Калина к вашим услугам, — он насмешливо склонился в поклоне. Только глаза, затянутые пленкой тьмы, не смеялись. Его кафтан то и дело шел липкими, смолистыми пятнами тьмы, словно Калина не был уверен, что хочет все еще быть человеком. — Идите на змея, но учите: вас даже выгоревшей посадят на трон.

Она горько улыбнулась:

— Поверь, я это знаю. В этом все дело, Алеша…

Он дернулся, как от пощечины, услышав свое имя. Кромеж все слышит. Кромеж все передаст змею, и потому нельзя быть откровенной, нельзя подойти и честно все сказать Калине, успокаивая его. Впрочем, он сам должен помнить, как кромеж не пускал её.

Он невоспитанно ткнул пальцем в сторону Светланы:

— Я все равно вас остановлю!

Тьма вязкими струями тянулась с рукава Калины вниз, в никуда и снова с противным чавканьем втягивалась в кромешника.

— Просто доверься мне, Алеша…

Тьма рванула из Калины во все стороны — настолько он злился. Она промчалась через Светлану, в последний момент только холодом задевая кожу, но даже так его злость пронзала ледяными иглами до костей. Если бы тьма прошла через сердце… Светлана не думала, что выжила бы. Может, княгиню Волкову убили чем-то подобным. Надо будет узнать результаты вскрытия.

Пусть Калина злится — это нестрашно.

Вот чего она не ожидала, так это того, что тьма сгустится за её спиной и выдернет её в Явь — все же Калина, даже злой, заботливый. По-своему, конечно.

Дома было тихо и темно — за окном уже был поздний вечер. Клинок врезался в пол, выжигая в нем дыру. Светлана втянула в себя свет и выдохнула с облегчением — других разрушений не было. Упади она на кровать… Светлана не сдержала смешок: кровати у неё не было бы. Пахло горелым деревом, едой и цветами — на подоконнике белели астры в небольшой вазе. Светлана включила свет — электрическая лампочка загорелась сразу же, ударяя по усталым глазам.

На кухне был накрыт стол для позднего ужина — снова её запрет был проигнорирован.

Светлана, расстегивая шинель, прислонилась к дверному косяку — все же Калина потрясающ. Злой, кипящий от гнева, на грани саморазрушения и… Дико заботливый: суп с гренками, жареный картофель с мясом, какая-то зелень, сыры, пироги и булочки. И тотальное игнорирование её просьбы! Светлана посмотрела в потолок и серьезно сказала:

— Алексей Петрович! Хоть один рыжий палец сунется в ванную комнату — останетесь без руки.

— Откусите? — привычно съехидничал кромеж. Кажется, Калина уже успокоился.

Она закрыла глаза. Небеса, как же она сейчас скучала по Саше. По его спокойному голосу, по его уверенности, по его воспитанности, по его сдержанности, в конце-то концов. По его доверию. Калина доверять не умел.

О стол стукнулась картонная папка — два раза, чтобы точно привлечь внимание.

Калина сухо отчитался:

— Результаты задержания волкодлака, подозреваемого в создании проклятья для братьев Муровых.

Чего-то подобного Светлана и ожидала, ведь Волков оказался не волкодлаком.

— Спасибо.

Голос Калины был арктически спокоен, словно не он распадался на пламя совсем недавно:

— Список колдунов Суходольской губернии все еще необходим?

Светлана стянула с себя шинель. Кромеж привычно поймал её и повесил на вешалку у двери.

— Нет. Уже нет.

— Тогда приятного аппетита и спокойной ночи. Действительно спокойной ночи. Ни один рыжий палец и пальцы других расцветок в ванную и в спальню не сунутся — у нас обеты, вообще-то, Елизавета Павловна. Сашка — невоспитанное исключение.

— Алеша…

— Да, Елизавета Павловна?

— Доверься мне, — все, что она могла сказать. В печи уже горел огонь и трещали дрова.

— А вот мне доверять не советую. Спокойной ночи!

Кромеж замолчал. Зато проснулся кристальник в кармане шинели. Уставшая Светлана приняла звонок:

— Титулярный советник Богомилова, слушаю. — Она вернулась в кухню, садясь за стол и выбирая, с чего бы начать свой слишком поздний обед.

В трубке раздался уже знакомый голос:

— Это Еремей Александрович вас беспокоит.

Светлана улыбнулась — тепло само проснулось в ее сердце:

— Рада вас слышать, Еремей Александрович.

Мужчина заботливо поинтересовался:

— Как ваши дела?

— Хорошо, не беспокойтесь, — солгала она. Правда слишком страшна, чтобы её сообщать.

— Это замечательно… Я собрал нужные вам сведения. Что успел, конечно, но подозреваю, что сведения достоверные и вряд ли уже изменятся. На жилу магкристаллов в Серых ручьях претендуют Волковы.

Она вспомнила огневок, летающих в небе. Огонь и проклятье. Волков и змей. Что ж, хоть это и было очевидно, подтверждение не было лишним. Вот за Серые ручьи Сашу и заперли в тюрьме — чтобы не мешал больше, чтобы не спасал Светлану.

— А про Зерновое вы можете что-то сказать? — Она задумчиво принялась крошить хлеб на тарелке. — Там князь Волков замешан? Он пытается скупить прииски?

Еремей Александрович как-то странно хмыкнул:

— В Зерновом замешан я. И князь Дашков, насколько мне известно — мы пытаемся вести переговоры с хозяевами прииска. Пока безуспешно. Учтите только: бойня не наших рук дело.

— А Волков? — продолжила настаивать Светлана.

— Простите, не имею ни малейшего понятия, а лгать вам не буду.

— А Голицыны?

— И тут ничего не