Магия в Средневековье - Табита Стэнмор

Словом, неудивительно, что для поиска пропавших предметов обращались к священнослужителям. В 1473 году Уильям Дардус, викарий Патриксборна, расположенного недалеко от Кентербери, похоже, вызвал сильный переполох в этой небольшой деревне, когда, как сообщается, похвастался своими сверхъестественными способностями. Все началось с того, что у миссис Бинг пропало постельное белье — его, вероятно, украли со двора после стирки. Она обратилась к Дардусу, и тот велел ей положиться на него. Вскоре после этого он обошел весь приход, рассказывая, что может вызывать души умерших и задавать им вопросы. Посеяв в умах людей представление о своих силах, через несколько недель Дардус демонстративно взял с собой домой часть хлеба и вина с евхаристии, чтобы вызвать духа и узнать, кто украл простыни миссис Бинг. Прямо обозначив свои намерения, Дардус велел «жене Бинг закрыть все окна [в их доме], кроме одного». Пока он колдовал, мистер и миссис Бинг спокойно ждали дома, и белье к ним вернулось — через открытое окно.

Епископ с книгой

Конец XV — начало XVI века. The Metropolitan Museum of Art

Начальная буква «Р». Павел изгоняет демонов из женщины

Около 1250–1263. The J. Paul Getty Museum, Los Angeles, Ms. 107, fol. 440, 2011.23.440

Стратегию Дардус, по-видимому, продумал хорошо. Он использовал широко распространенное убеждение, что священники, обладающие способностью проводить экзорцизм и подчинять демонов своей воле, также могут вызывать духов и общаться с ними. Из его публичных заявлений преступнику стало ясно, что Дардус пойдет на то, чтобы вернуть украденное, если вор не сделает это самостоятельно. Затем священник усилил давление, фактически сотворив заклинание. Опасаясь разоблачения и получив возможность вернуть белье анонимно, вор, по-видимому, именно так и поступил[16]. Мы не знаем, обладал ли Дардус способностью вызывать духов, но это и неважно. Ему было достаточно заявить, что он это может, а его положение в общине обеспечивало постоянную аудиторию, которую в проповедях он наставлял о последствиях воровства. Он наблюдал за прихожанами на протяжении нескольких недель, и, возможно, у него возникли подозрения, кто мог оказаться вором, так что он был готов огласить имя грешника, если бы белье не вернулось на место. Церковные власти, расследовавшие дело, отнеслись к Дардусу с пониманием, вероятно, потому, что он обратился к магии с благим намерением[17].

Расчет на страхи и совесть вора мог лежать в основе других заклинаний, связанных с поиском предметов. В Европе Средневековья и раннего Нового времени существовало несколько вариантов «испытания судом Божьим», большинство из которых основывалось на том, что виновный разоблачал себя подозрительным поведением. Хитрость заключалась в том, чтобы заставить подозреваемого занервничать. Как и в случае со стратегией Дардуса, вероятно, отводилось время, чтобы распространить информацию о краже вещи и о том, что за дело принялся ведун. Это заставляло вора нервничать: помимо чувства вины, которое могло его мучить, вера в магию должна была пошатнуть его решимость. Затем всех подозреваемых приглашали на встречу в дом жертвы, ведуна или даже в местную церковь. Присутствие не считалось обязательным: ведуны не обладали юридической силой, но отказ от явки был равносилен признанию вины. Когда все собирались, начинался ритуал. Способ и материалы зависели от региона и, как предполагается, непосредственно от знаний практикующего мага. В одних случаях прибегали к благословению пищи и трапезе, в других — к прикосновению к освященному предмету, которое должно было доказать невиновность или виновность человека.

Испытания приемом пищи получили широкое распространение в Британии, о чем свидетельствует случай с Джейн Балкили из Карнарвона в Северном Уэльсе. Джейн определила десять подозреваемых в местной краже, которых позвала на встречу вместе с пострадавшей стороной. Она взяла кусок сыра (скорее всего, довольно большой, учитывая, что было дальше), разрезала его на десять частей и на каждой написала заклинание. К сожалению, в материалах дела нет подробностей о том, как именно она это сделала: опыт подсказывает, что, если начать вырезать на сыре что-то длиннее пары коротких слов, он станет крошиться. Возможно, она просто вырезала на каждом кусочке крест и произносила заклинание. В любом случае, по мнению присутствующих, это наделило сыр сверхъестественной силой. Все подозреваемые по очереди должны были съесть свою часть. В некоторых вариантах заклинания подозреваемому надлежало произнести что-то вроде «Господи, если я вор, пусть этот кусок застрянет у меня в горле». Если одного из присутствующих подозревали больше остальных, его могли поставить подальше в очередь, чтобы дать время разнервничаться. Пока все ждали своей порции, возможно, чувствуя себя оскорбленными унизительным ритуалом, во рту у виновного пересыхало все сильнее. С каждым подозреваемым, легко проглотившим сыр и подтвердившим свою невиновность, вор понимал, что вероятность разоблачения возрастает. Когда наступал его черед, он с трудом проглатывал твердый сухой кусок сыра (а это почти наверняка так и было: на мягком сыре невозможно ничего вырезать, да и тратить свежую пищу на потенциальных преступников не имело смысла). Когда он давился священной пищей, вина становилась очевидной.

Таким образом, ритуал основывался на психологическом давлении. В некоторых вариантах сыр заменялся хлебом (вероятно, тоже черствым) или сам акт принятия пищи заменялся прикосновением к ней. В одном, хотя и более редком, варианте всех подозреваемых помещали в темную комнату с грязным, покрытым копотью котелком. Им предлагалось прикоснуться к нему, причем благодаря Божьему вмешательству руки невиновных чудесным образом оставались чистыми. По-видимому, ожидалось, что все, кто был уверен в своей невиновности, прикасались к копоти без страха, что руки окажутся грязными. В то время как тот, чьи руки оставались чистыми, и был виновником, раз уж он побоялся тронуть котелок.

В других испытаниях намного больше полагались на непосредственное божественное вмешательство. В частности, на Апеннинском полуострове рисовали на стене глаз и вбивали гвоздь в его центр, прямо в зрачок. Подозреваемому надлежало пройти мимо него, а глаз, если перед ним оказывался преступник, должен был заплакать. В данном случае, хотя теоретически вор мог выдать себя нервным поведением или отказом приблизиться к стене, часть заклинания с разоблачением оставалась поистине чудодейственной: стены не плачут. Об этом не стоит забывать, потому что, как мы убедимся далее, несмотря на психологические — и, на наш взгляд, несколько циничные — объяснения того, как действуют заклинания, не стоит относиться к ним как всего лишь к фокусам и играм разума.

Вероятно, в большинстве случаев, когда речь шла о поиске вещей, срабатывала комбинация детективного расследования, обоснованных догадок и различной степени экстрасенсорных способностей, а также уважения, которым пользовались ведуны. Все это влияло и