Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

в себя отдельное (τῶν καθ' ἕκαστα περιεκτική)! Ты спросишь, каким образом? Я, как кажется, несведущ (βραδύς) в таких вопросах. Разве ты не знаешь, что и мое слово не совсем опытно в этом? Стало быть, следует приступить к возможному изучению, пусть как бы и по изображению, пребывающего в высочайших высях божественного великолепия.

Итак, определение сущности обыкновенно применяется к чему-либо общему, ипостась же связана с отдельными названиями, о которых говорится и утверждается общее. Теперь я это поясню. Как мы определим качество человека? Живое существо, разумное и смертное. Прилагая к нему подобающее название, мы утверждаем, что оно есть определение сущности, касающееся всех отдельных особей (ὑφεστηκότων). Под это общее, то есть под «человека» и определение человека, подпадают, я полагаю, Фома и Марк или, к примеру, Петр и Павел. И если сущность таким образом можно обозначить, то о мыслимом отдельно не легко сделать ясное и очевидное разъяснение. Ведь Петр и Павел не просто человеки. Назвав Фому или Петра, не выведешь обозначаемое за пределы термина сущности (ибо они ничуть не менее [друг друга] человеки), но покажешь, что они суть в таковом виде, в собственной ипостаси и отдельны. Следовательно, сущность в отношении каждого человека имеет родовой смысл общего, а ипостась следует более подобающе мыслить применительно к отдельному, как не выводящую обозначаемое за пределы общности, не сливая и не смешивая нечто отдельное и особое во что-то неопределенное» (PG. T. 75. Col. 697).

Итак, иже во святых Кирилл тем самым с ясностью показал, что сущность и ипостась обозначают не одно и тоже, но сущность — общее, а ипостась — отдельное. И вновь покажем мы, что святые отцы учат, что ипостась есть то же, что и лицо.

Тотчас представим мы [слово] Григория Богослова на появление епископов, научающее нас и тому, и другому, а именно, что сущность есть не то же, что ипостась, и что ипостась означает не что иное, как лицо.

Итак, он говорит следующее:

«Веруем в Отца, Сына и Святого Духа единосущных и единославимых, крещение в которых имеет совершенство в именах и образах (ведь ты ведаешь, посвященный!), будучи отрицанием безбожия и исповеданием божества. Таким образом наставляемся мы, признавая единое сущностью и нераздельностью поклонения, а троичность ипостасями или же лицами, как тебе угодно. И да не будут оспаривающие это безобразничать, как будто благочестие состоит у нас в именах, а не в делах (ἐν πράγμασιν). Что имеете вы в виду, говоря о трех ипостасях? Не имеете ли вы в виду три сущности, говоря это? Знаю, что сильно будете вы кричать на думающих так, ибо мы признаём (δογματίζομεν) одну и ту же из трех. Что же тогда лица? Не изобретаете ли вы нечто единое и сложное, трехличное (τριπρόσωπον) или вовсе человекообразное (ἀνθρωπόμορφον)? — Не приведи Господь, воскликнете вы, да не увидит лика Божьего, каким бы он ни было, тот, кто так думает! Так что же для нас лица? Еще спрошу: три разделяются не природами, а свойствами (ἰδιότησιν)? — Превосходно! Разве будут мыслить здраво и говорить то же самое в таком состоянии, даже если будут различаться на словах?»

[p. 39] А иже во святых Григорий, епископ Нисский, во втором слове против Евномия говорит следующее:

«Свойства ипостасей делают разделение лиц ясным и неслиянным. Одно название, предшествующее изложению веры, ясно растолковывает нам единство сущности лиц, в которые мы веруем, я имею в виду Отца, Сына и Святого Духа. Посредством этих наименований мы научаемся не различию природы, но только опознавательным (γνωριστικάς) свойствам ипостасей». (Contra Eunomium, 12.13. P. 301.15–22. Jaeger).

Это говорят отцы в доказательство того, что «природа» и «сущность» прилагаются к общему обозначаемому, в то время как «лицо» и «ипостась» к отдельному. Кто же не поразится неразумию еретиков, которые хотя и говорят о единстве и подчас даже признают различие природ во Христе, однако отвергают вводимое в силу различия соединившихся вещей число, очевидно страдая в этом безумием Аполлинария?

Ведь сам Аполлинарий говорит в написанных им «Силлогизмах» следующее:

«При схождении в одно различных свойств получается среднее (μεσότητες), как в муле свойство осла и лошади, а в сером цвете свойство белого и черного, а в воздухе зимы и лета получается свойство весеннего. Среднее вовсе не имеет крайностей того и другого, которые примешены частично (μερικῶς ἐπιμεμιγμένας). Во Христе — среднее между Богом и человеком. Стало быть, Он не является целиком ни человеком, ни Богом, но смесью Бога и человека» (frg. 113. Lietzm.).

Далее также в своем слове, озаглавленном «О том, что Христос — Бог воплощенный», создав диалог из вопросов и ответов, на вопрос: «Так что же? Разве Христос не Бог и не человек? Или ты называешь Христа Богом, отрицая, что Он также человек?» — отвечает он следующее: «Не в двух природах, но в одной».

Мы привели это, чтобы показать, что, следуя лукавым мнениям Аполлинария, акефалы не признают, что Христос существует и познается не в двух природах, а в одной, несмотря на то что наши святые отцы применительно к невыразимому единству божества и человечества Христа заповедают не одну природу, но учат нас исповедовать число соединившихся природ.

Тут же и святой Кирилл в слове, указывающем, что Христос един, отвергая говорящих о единой природе божества и человечества Христова, говорит следующее:

«И разве не глупость это и не явный признак помешанного ума? Ведь как можно углядеть тождество сущности в том, что в силу природных причин настолько не согласно друг с другом? Ведь одно — божество, а другое — человечество! Затем, чего, говорим мы, произошло соединение? Разве не скажет кто-нибудь, что объединенное выражено числом, например, двойкой или большим?» (PG. 75. Col. 1289).

И далее в послании к Евлогию он говорит следующее:

«Где идет речь о единстве, имеется в виду схождение не одной вещи, но или двух, или большего числа, будь они даже различны по природе» (ACO. I.1.4. P. 36.7–9).

Итак, поскольку это было сказано святым отцом именно так, стало очевидно, что еретики, отрицая число сошедшихся [в одно] вещей, уничтожают и само единство, называя Христа Богом и человеком для обмана простосердечных. Если бы они и вправду называли Христа совершенным Богом и совершенным человеком, то ясно, что они признавали бы, что в Нем сохраняются и две сущности. Однако не признавая числа соединившихся вещей, они уличаются в том, [p. 40] что не признают ничего совершенного во Христе.

Это говорит и учитель их заблуждения Аполлинарий, который в слове «О божественном воплощении» пишет следующее:

«Ведь с