Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

Переписку митрополита Платона с Амвросием и Августином, которую Вы предполагаете издать, я некогда читал и даже имею ее в списке. Много тут интересного и курьезного. Без сомнения, читающая публика будет Вам благодарна за этот новый труд».

15-го февраля писал я в Москву попечителю единоверческой на Рогожском кладбище церкви, купцу Никандру Матвеевичу Аласину.

«Приношу Вам усерднейшую благодарность за Ваше книжное приношение[290] на пользу духовенства и паствы вверенной мне епархии.

Присланные Вами книги я распорядился разослать в церковные библиотеки тех приходов, которые наделены раскольниками-беспоповцами. К великому прискорбию моему, этих заблудших овец в пределах Полоцкой епархии считается до 50 тысяч.

Я уверен, что умные и основательные беседы достопочтенного отца Павла принесут великую пользу как приходским священникам при их сношениях с беспоповцами, так и этим последним, если они не откажутся читать предложенную им книгу.

О Вашем усердном приношении Полоцкое епархиальное начальство не преминет довести до сведения высшего духовного правительства».

7-го апреля писал я в Москву преосвященному Леониду:

«Улучил свободный час и спешу воспользоваться им для беседы с Вами.

Прежде всего, сердечно поздравляю Вас с высоким вниманием благостнейшего монарха, Вами вполне заслуженным. Конечно, другой на Вашем месте по такому зову с радостию поспешил бы не только в Нижний Новгород, но и в Вышний Волочек. Но Ваш отзыв я признаю вполне основательным и соответствующим личным обстоятельствам. Прежде давал я Вам братский совет не оставлять Москвы, основываясь на одном лишь наблюдении, и притом кратковременном и случайном, над обстоятельствами жизни провинциальных архиереев, а теперь подтверждаю то же, утверждаясь на собственном двух с половиною летнем опыте. Если бы Вы (буду говорить Вам прямую истину), при Вашем болезненном состоянии, при Вашем пылком характере и при Вашей впечатлительной натуре, поставлены были в моих обстоятельствах, думаю, что Вы не выдержали бы тех огорчений и затруднений, какие суждено испытать мне в течение двух с половиною лет. Разве только всемощная Божественная благодать, по Вашей крепкой и горячей вере, сохранила бы и укрепила Вашу жизнь и Ваши силы.

Чтобы дать Вам хотя некоторое понятие о моем служебном положении, я сообщу Вам несколько слов из одного письма, полученного мною в начале текущего года от одного из высших синодских чиноначальников. Вот что, между прочим, пишет он: “Поверьте, преосвященнейший владыка, что Ваша заботливость и Ваша деятельность ценятся во всей полноте их достоинства; не оставляется без надлежащей оценки и злоба, которую они возбуждают во врагах Православия и России, и если сообщаются на усмотрение Ваше доносы, внушенные сею злобою, то вовсе не из веры к клеветам, в них содержащимся, а из желания не оставлять сии клеветы в безызвестности от Вас и для представления Вам случая обличать их лживость и обнаруживать тех, от кого они исходят”. Что доносам и клеветам, которые почти каждомесячно пишутся на меня в Петербург и которые всегда составляли и составляют печальную особенность здешнего духовенства, наследованную им от почтенных иезуитов, не дают веры в Синоде, это, конечно, утешительно, но утешительно ли и отрадно ли для сердца читать эти доносы и гнусные клеветы и приятно ли употреблять для опровержения этих доносов и клевет время, которого едва достает для исполнения ординарных обязанностей служебных? О полемике, которую приходится почти постоянно вести с местными властями, и о борьбе, почти ежедневной, с подчиненною мне братиею я уже и не говорю.

Нечто утешительное (хотя и в отрицательном также смысле) получил я на сих днях от одной из здешних особ, которая, находясь в Петербурге, имела надобность по своим служебным делам представляться государыне императрице, обер-прокурору Святейшего Синода и прочим властям синодским. Вот что, между прочим, пишет мне эта особа: “Все высокопоставленные лица в Санкт-Петербурге, которых мне довелось видеть – государыня императрица, граф и Ю.В. Толстые, – все с живейшим участием говорили о Вашем преосвященстве; все понимают Ваше трудное положение и сочувствуют Вашим заботам и огорчениям, все смотрят на них как на многотрудный, но необходимый подвиг и льстят себя надеждою, что, при помощи Божией, несколько лет Вашей энергической и усердной работы изменят настроение Вашей паствы, и Вам останется только наслаждаться плодами трудов своих”.

Еще несколько лет напряженных трудов, затем несколько лет изнеможения от трудов, наконец, под предлогом почести, перемещение на новое, не менее трудное поприще или, вернее всего, – могила (ведь мне уже исполнилось полустолетие): здесь и наслаждение плодами своих трудов. Не таков ли смысл вышеприведенных слов?

Вот каково мое настоящее положение и какова перспектива моего будущего! Но да будет надо мною, как и всегда была, воля Божия благая и всесовершенная! Я сам по себе никогда ничего не домогался и ни от чего не отказывался.

Недалеко и 16-е апреля – день Вашего тезоименитства. Прошу принять от меня заранее усерднейшее приветствие с этим благознаменитым днем новолетия Вашей иноческой жизни».

14-го числа [апреля] писала мне из Москвы Н.П. Киреевская:

«Христос Воскресе!

Воскресший да ниспошлет Вам утешение свыше: радость, мир, здравие и вся благая! Мое долгое молчание происходило от болезни моей. Я более двух месяцев лежала, сильно страдая, в постели.

Желаю знать о состоянии здоровья Вашего и о всем Вас касающемся.

Несколько слов сообщу Вам келейно о митрополите[291].

Все громкие слова – возгласы его, обещания – я скажу, я настою и прочее, прочее‚ говоренные всем и каждому по доверию, едва ли не похожи на гору, родившую мышь! Увы! Настоящей должной твердости для полезного не хватило.

Граф Толстой обошел и убаюкал – и громогласие утихло. Потом, то назначение, которое подписывать было даже грешно, из Уфы в Нижний, сделано ради человекоугодия![292] Чего же ожидать? Порицание действий покойного святителя никому не по сердцу, a мы и тени подобных действий от него не увидим.

Сибирская простота не есть простота искренняя. Нет надежды на что-либо полезное и утешительное. Только белое духовенство довольно, монашество же не процветет.

Да хранит Вас в здравии и утешении Возлюбивший Вас Спаситель наш Иисус Христос!»

22-го числа имел я утешение неожиданно получить приветственное послание от нового Московского архипастыря, высокопреосвященного митрополита Иннокентия. Вот что он писал мне от 19-го числа:

«Имею честь поздравить Вас с пресветлым праздником Воскресения Христова и от искреннего сердца пожелать Вам встретить и проводить оный в духовной радости, и да продлятся дни Ваши до глубокой старости в непременяемом здравии.

Простите меня ради Воскресшего, что я не отвечал Вам в свое время на письмо Ваше от 24 августа. Не припишите