Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

Мой принцип много раз подвергался испытанию в Южной Африке. Часто я знал, что мои оппоненты подговаривают своих свидетелей и что стоит мне лишь посоветовать клиенту или его свидетелю солгать, и мы выиграли бы дело. Но я всегда противился искушению. Помню только один случай, когда, выиграв дело, я заподозрил, что клиент обманул меня. В глубине души я всегда желал выиграть только в том случае, если дело клиента правое. Не припомню, чтобы, определяя свой гонорар, я обусловливал его выигрышем дела. Проигрывал или выигрывал клиент, я ожидал получить не больше и не меньше обычного.

Я предупреждал каждого клиента, что не возьмусь за ложное дело и не стану запутывать свидетелей. В результате я создал себе такую репутацию, что ко мне не попадало ни одно ложное дело. Некоторые клиенты поручали мне свои бесспорные дела, а сомнительные передавали кому-нибудь еще.

Одно дело оказалось для меня тяжким испытанием. Его поручил мне один из моих лучших клиентов. Дело было запутанным и связано с очень сложными счетами. Оно слушалось в нескольких судах. В конце концов часть дела, касавшуюся бухгалтерских книг, суд передал на арбитраж нескольких квалифицированных бухгалтеров-экспертов. Решение арбитров было в пользу моего клиента, но в своих расчетах арбитры неумышленно совершили ошибку, которая, как бы мала она ни была, являлась серьезной, поскольку поступление, которое должно было быть в графе дебета, оказалось в графе кредита. Противная сторона опротестовала решение арбитров на других основаниях. Я был младшим поверенным клиента. Старший поверенный, узнав об ошибке, высказал мнение, что клиент не обязан сообщать о ней. Он твердо держался мнения, что обязанность поверенного состоит в том, чтобы не соглашаться ни с чем, что противоречит интересам клиента. Я же настаивал на необходимости сообщить об ошибке.

Но старший поверенный возражал:

– В таком случае очень вероятно, что суд аннулирует решение арбитров в целом. Ни один здравомыслящий поверенный не станет подвергать опасности дело своего клиента. И я был бы последним глупцом, если бы пошел на такой риск. Если дело будет слушаться вновь, кто знает, какие расходы может понести наш клиент и каков будет окончательный исход?

Клиент присутствовал при этом разговоре.

– Я думаю, – сказал я, – что наш клиент и мы обязаны пойти на этот риск. Где гарантия того, что суд поддержит решение арбитров только в случае, если мы не сообщим об ошибке? Предположим, признание ошибки навлекло бы на клиента беду, но что в этом плохого?

– Но зачем нам вообще сообщать об ошибке? – спросил старший поверенный.

– Где гарантия того, что суд не раскроет ошибки или что наш оппонент не обнаружит ее? – сказал я.

– Тогда, может быть, вы выступите в суде по делу? Я не могу отстаивать его на ваших условиях, – решительно парировал старший поверенный.

Я скромно ответил:

– Раз вы не будете выступать в суде, то я готов изложить свои доводы суду, если наш клиент этого пожелает. Но коль об ошибке не будет сообщено, я отказываюсь вести дело.

С этими словами я посмотрел на клиента. Он был немного озадачен. Я вел дело с самого начала. Клиент всецело доверял мне и хорошо меня знал. Он сказал:

– Хорошо, вы выступите в суде и сообщите об ошибке. Пусть мы проиграем, если такова наша судьба. Бог защищает правого.

Я был доволен. Именно этого я и хотел от него. Старший поверенный высказал сожаление по поводу моего упрямства, но тем не менее поздравил меня.

Что произошло в суде, увидим в следующей главе.

XLV. Мошенничество

Я не сомневался в правильности своего совета, но не был уверен в способности вести должным образом дело в суде. Я предчувствовал, что изложить такое трудное дело Верховному суду – затея весьма рискованная, и появился перед судьями, дрожа от страха.

Когда я указал на ошибку в расчетах, один из судей спросил:

– Не мошенничество ли это, мистер Ганди?

У меня все закипело внутри, когда я услышал это обвинение. Невыносимо, когда бросают обвинение в мошенничестве, не имея на то ни малейших оснований.

«Когда имеешь дело с судьей, с самого начала предубежденным таким образом, мало надежды на успех в трудном деле», – подумал я, но, собравшись с мыслями, ответил:

– Я удивлен, что ваша светлость, не выслушав, подозревает меня в мошенничестве.

– Об обвинении не идет речи, – сказал судья. – Это лишь предположение.

– Мне кажется, в данном случае предположение равнозначно обвинению. Я просил бы, ваша светлость, выслушать меня, а затем обвинять, если на то есть основание.

– Сожалею, что перебил вас, – ответил судья. – Пожалуйста, продолжайте ваши разъяснения о неправильностях в расчетах.

У меня было достаточно материала, чтобы обосновать свои доводы. Благодаря тому что судья поднял этот вопрос, я с самого начала смог привлечь внимание членов суда к моим доводам. На меня нашло вдохновение, я воспользовался случаем и пустился в подробные объяснения. Члены суда терпеливо слушали. Мне удалось убедить судей, что ошибка в расчетах совершена неумышленно. Поэтому они не были склонны аннулировать потребовавшее значительной работы решение арбитров в целом.

Адвокат противной стороны, по-видимому, был уверен, что после признания нами ошибки не потребуется многих доказательств, чтобы добиться аннулирования решения арбитров. Но судьи все время перебивали его, поскольку были убеждены, что ошибка представляет собой незначительную описку и ее легко исправить. Адвокат изо всех сил старался доказать неправильность решения арбитров, но судья, который вначале с подозрением отнесся к моему заявлению, теперь определенно стал на мою сторону.

– Предположим, что мистер Ганди не сообщил бы об ошибке, что бы вы тогда сделали? – спросил он.

– Было бы невозможно найти более компетентного и честного бухгалтера-эксперта, чем тот, который разбирал счета.

– Суд должен исходить из предположения, что вы знаете свое дело лучше всех. Если вы не можете указать ни на одну ошибку, за исключением этой описки, которую мог бы сделать любой бухгалтер-эксперт, то суд не намерен побуждать стороны к продолжению тяжбы и новым расходам из-за случайной ошибки. Мы не можем требовать нового слушания дела, раз ошибку легко исправить, – продолжал судья.

Таким образом, протест адвоката был отклонен. Я забыл, какое именно решение принял суд: то ли он утвердил решение арбитров, исправив ошибку, то ли предложил арбитру исправить ошибку.

Я был доволен. Мой клиент и старший поверенный также были удовлетворены результатами процесса. Я утвердился в своем убеждении, что можно быть юристом, не компрометируя истину.

Однако пусть читатель помнит, что даже честность в работе адвоката не избавляет самую профессию от ее основного