Собственный Его Императорского Величества Конвой. История частей непосредственной охраны российских государей от основания при Александре I до расформирования после отречения Николая II. 1811— 1917 - Николай Васильевич Галушкин

По словам Керенского, «члены Думы были посланы для того, чтобы выяснить, в каком положении находится Царская Семья среди мятежного гарнизона. Демидов будто бы установил, что Царица была немедленно всеми оставлена и вынуждена была сама ухаживать за больными детьми. Фон Гротен просил новую власть взять на себя охрану Царской Семьи».

«Позднейший рассказ Демидова все это опровергает, как опровергает и занесенную в воспоминания Вырубовой версию.

Вырубова была больна, лежала с жаром, и, вероятно, в представлении ее все достаточно перепуталось – поэтому ей казалось, что бунтующие с пулеметами надвигаются на Дворец для того, чтобы его разгромить, и что охрана Дворца покинула его уже 1-го марта, и что по самому Дворцу уже ходят кучки революционных солдат…»

Из письма Государыни 2 марта видно, как сгущается постепенно атмосфера, как изолируется понемногу Дворец от внешнего мира и как близкие люди попадают на учет или оказываются арестованными… «Ты прочтешь между строк и почувствуешь, – писала Она Государю, – всего не скажешь в письме…»

«Но как все это далеко от того жуткого «нечеловеческого» одиночества, о котором говорил в своих парижских докладах (уже для русской публики) в 1936 году Керенский, когда с образностью, переходящей в фальшь, утверждал, что Царская Семья всеми была покинута и… «революционеры бегали в аптеку за лекарствами для больных детей…». «На воспоминания Керенского, лично не бывшего в эти дни в Царском Селе, вероятно, оказало влияние «свидетельство» той же Вырубовой, утверждавшей, что из Царского окружения «спаслись все, кто мог»…»

Вся неправда о чинах гарнизона Александровского дворца, созданная фантазией Керенского и Вырубовой, опровергается указанными свидетельствами графа Апраксина и Демидова – лиц, которые в своих показаниях были не только независимы друг от друга, но и по своему положению – личный секретарь Ее Величества и член Государственной Думы – стояли на диаметрально противоположных полюсах.

Мельгунов в той же своей статье «Творимые легенды» пишет о том, что «правдивую картину происходившего в Александровском Дворце дал в своих воспоминаниях бывший придворный скороход, эстонский гражданин Оамар». По его сведениям, когда со стороны расквартированных в Царском Селе частей послышалась беспорядочная стрельба, гарнизон дворца усилил свои посты и выставил у ворот дворца пулеметы. Государыня Императрица отменила это распоряжение.

«Должен заметить, – пишет Оамар, – что Государыня выказала себя в эти тревожные дни и ночи женщиной с крепкими нервами и большой выдержкой характера. Она несколько раз, раза два даже в 2–3 часа ночи спускалась в подвалы Александровского Дворца, проходила медленно мимо стоявших чинов гарнизона Дворца, и, бодро смотря им в глаза, говорила: «Прошу ни при каких обстоятельствах не стрелять, быть хладнокровными, стараться уговаривать словами. Я готова все претерпеть, только не хочу крови…»

«Среди собранных для охраны Дворца солдат и казаков Конвоя, ввиду их отрезанности от остального мира и носившихся слухов о готовящемся обстреле из орудий и штурме Дворца, возникло тревожное настроение…»

Далее скороход Оамар в своих воспоминаниях указывает, что депутация от солдат и казаков, надевших на рукава белые повязки, «выехала на грузовике в казармы Л.-Гв. 1-го Стрелкового полка, откуда раздавалась беспорядочная ружейная стрельба». «…Как оказалось, действительно, орудия были направлены дулами по направлению Александровского Дворца…»

«Согласились обоюдно охранять порядок во Дворцах и на прилегающих к ним улицах – Сводно-Пехотному полку и казакам Конвоя Е.В., а вокзалы и остальную часть улиц Царского Села и Павловска – стрелкам».

«По выяснению прибывшими парламентерами настроение среди казаков и солдат улеглось». «Между обеими сторонами была установлена нейтральная зона». Казаки Конвоя и солдаты Сводного полка продолжали нести свою службу. Оамар говорит о том, что по установлению нейтральной зоны «дворцовая охрана надела белые повязки».

По приказанию генерала Ресина эти повязки чины гарнизона дворца действительно должны были надевать, но только вне района, ими охраняемого, то есть при необходимом выходе за линию установленной нейтральной зоны.

В конце своей статьи Мельгунов пишет, что бывшая замужем за Князем Иоанном Константиновичем сербская королевна Елена Петровна, посетившая дворец 1 марта, ошибочно указывает на то, что «охрана Дворца была разоружена».

1 марта, точнее, в ночь на 2 марта генерал Иванов был принят Государыней Императрицей в Александровском дворце и «установил охрану Дворца надежной». Насколько неясно представляли себе обстановку тогда и впоследствии не только княгиня Елена Петровна, но и другие лица из великокняжеской среды – показывают воспоминания княгини Палей, рассказывающей, что «генерал Иванов достиг Колпино, где был арестован мятежными войсками…».

Не только неясное представление всей обстановки, сложившейся в дни февраля и марта 1917 года, но и видимое нежелание логично и добросовестно разобраться в таковой привело к тому, что существует «обвинение» Конвоя в том, что он, когда Государь Император находился в Пскове, должен был бы проявить инициативу и «вывезти» Государя из Пскова непосредственно на фронт.

Слишком легко теперь рассуждать об «упущенной инициативе» в Пскове, при исполнении которой «были бы оправданны даже насильственные действия», не говоря уже о том, что в то время подобный поступок, то есть «вывоз» Государя Императора из Пскова, был бы допустим только лишь в том случае, если бы на то была воля Его Величества. Как мог Конвой совершить это «насильственное действие», если он во время отречения Государя Императора от Престола, кроме обычного наряда, сопровождавшего Его, находился за сотни верст от Пскова, неся службу в Царском Селе, Могилеве и Киеве?

Также, не считаясь с фактической обстановкой, проводится тенденциозная и неуместная параллель французской революции и русской, причем Конвой «обвиняется» в том, что он не поступил по примеру швейцарской гвардии Людовика XVI.

Однако при воспоминании об этой гвардии не находят нужным вспомнить ту историческую обстановку, при которой погибла швейцарская гвардия. Швейцарцы умерли на лестнице Версальского дворца, защищая Короля, которому они служили, но те же швейцарцы не смогли бы умереть, если бы не было нападения на Версаль, и к его знаменитой лестнице не подошел бы ни один инсургент, а сам Людовик XVI отрекся бы от французского престола!

Защищать и умирать защищая можно только тогда, когда есть элемент, покушающийся на то, что поручено охране, а когда вооруженного нападения нет и… нет борьбы?!.

Сравнивать гибель швейцарской гвардии при нападении на дворец в Версале и не гибель Императорского Конвоя при отсутствии вооруженной борьбы в Пскове, Царском Селе и Киеве – значит незаслуженно обвинять тех, кто неповинен в том, что Государь Император принужден был отказаться от