Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

князь – не позволивший себе лживого слова. Лутше умрети, нежели терпети неправду; кто снесет и единождь, обесчещен, и вот уже трус, навечно подте-нечен злым духом. Зависть и ссоры губят силу, еще распутство, винопитие, пир тупости, идеже мнозие ослабляют поясы; бесчестие унижает – все чаще молчат перед неправдой, а над мудрым смеются.

Если захотите чего-либо достигнуть, лишитесь отдыха; если же захотите отдохнуть, ничего не достигнете. Большое дело съедает человеца целиком, малое выплевывает разжеванную душу. Все простите противникам, посягательств на устои племени не прощайте. Смутьянящих, подрывающих обычаи надлежит казни-ти, милосердие не у места; все, что каралось смертию при отцех, караемо смертию и при сыновех; что паграждалось, награждается; народу охраняти заповеди и память, како охраняют кровь в теле и зеницу в оке. Велика и свята мудрость, но (и она) уступает перед обычаем, ибо обычай – тысячи тысяч, а мудрец сам по себе или с немнозими единодумцеми.

Честный не терпит бесчестия, наипаче от близких и случившихся рядом. Обличайте, не боясь последствий и угроз; ничто так не украшает князя, как слуги, снискавшие уважение своею честью. Не позволяйте гридем пустошити казну, пуще же пустошити времёны державной заботы. Горе вашему замыслу и дому, если тиунами будут глупые и бесчестные; по праву скажут о вас, глядя на них. Не черпайте до дна из чаши славы, власти, удачи, любви, радости, умения своего и самой жизни, ибо на дне самое позорное бесчестие, бессилие, горе, ненависть, печаль, неспособность и лютая казнь; не новою тщетой, но размышлениями украсьте закат, и без того горек меркнущий свет.

Княжичей же учити, приставляя мудрейших из волхвов, искуснейших из дружины и усерднейших из надворцев: обычаю, приметам, почитанию бозей и предков, чтению книг и счету, пению и сказу, земле-дельству, рыбальству и охоте, уходу за конем и рубке избы, ясновидению, речениям, мерам, ратным уловкам, обычаям народов. Достойному избрания (князем) воло-дати мечем, правити конем, орати и гнати вепря, дер-жати совет с думцами, делити угодья, раскладывати полюдье и указывати слугам.

Всяк молви слово, выслушав преждь; молодший да почтит старшего и да простит ему кажущееся обидным; бремя лет знает (о том), о чем не подозревает еще юный мудрец; поучение времён – се мудрость, и сберегаема родом, еже хощет сохранити и умножити ся. За столом место и слово прежде старейшему, затем мудрейшему, после нъ избранному миром. Нарушение обычая да не отменит обычая; плохой поступок да не послужит оправданием поступити плохо. Польза рода превыше всего, але не превыше правды; да не оскорбит людьской совести, ибо польза – от человеца и для немногих, а совесть – от бозей и для всех.

Бози не потребуют болып, нежели человец от самого себя; однако же не требующих многого считают бози наземом; каждый род славен подвижниками, умелецами и блюдением обычая. Детям идти дальше отцей, не порывая с отцеми; им искати и находити свою истину, не отвергая истины отцей: надежда сих истин возродила сыновей. Вправе вычесть (тот), кто приумножил, вправе добавить к обычаю (тот), кто свято соблюдал его.

Гибнет земля, если среди гридей князя не наявля-ются все новые мужи, честью и умом превосходящие прежних. Глупость и порок – свойства проходящего. Даже самые святые и мудрые наши словы не обнаруживают ни святости, ни мудрости при споре с жизнью. А потому следуйте самой жизни болын, нежели наставлениям, быццам подчерпнутым из реки опыта. Ложью становится истина, коли ей поклонятись, не пользуясь ею штодневно.

Глава восьмая

СРЕДИ ГОНИМЫХ

Станет лед на реке – срок колоти свиней; я дут мясы (их) по Дреговичем в зиму, а сало весной, егда орют и сеют. Вепря же и иную дичину, и рыб, и птиц ядут от лета до лета, кроме седмиц расплода, окота, нереста, выси-да и спаренья; блюдут седмицы строго, и даже при гладе волхвы редко снимают запреты.

Станет лед на реке – потянутся над дворищеми и по опушкам, неда-лечь селищ, сблазнивые дымы, – добро коптити свеженю при морозном ветре. Отроки, угождая старшим, пошмыгивают, быц-цам мыши в подклети, блестят на угощенье очьми. Сей порой ожиданий любил князь Мирослав ходити сели-щеми, размовляти со встречными, братничати в избех, идеже случится. И се его словы: «Иачаток зимы – время дум о предстоящей жизни, како и начаток старости. По весне украсят мужа воспомины о свершенном». Любил еще (Мирослав) одаряти детей в Новогодье и гридям велел поступати так же, нередко дознаваясь, кто сколько дал. В добром обычае много радости для детей.

Але не вернутись уже к былому, глубоки о нем вздохи. Схлынуло прежнее, явились дни изгнания и терпения без надежды; чувства съежились, мысли окоченели, холод, холод пронизал насквозь Русьскую землю.

Не тщись сведати Судьбу, проникнути в тайну; стар и бессилен, повержен и растоптан познают ее; во младости и зрелых летех Судьбы не ведают, зрят лишь дщерей ее – то красивых, то безобразных, то богатых, то нищих; сопрягают с болью или с радостью, а с истиной не сопрягают; яко бози лишены образа, совпадаю-ща (с ними), сице Судьба не совпадает с днями ее и плодами, иже обретаем в муках. И вот порок и лицемерие среди людей: поклоняются Небу, але ползают впотьмах по земле; хвалят Правду, но утешаются ложью; никнут пред властью, ненавидят же власаь имущих; восхваляют совершенных – и стоят на пущ ищущих совершенства, проклиная их; славят любовь, но давят ее в своих душех, мудрствуют об умеренности желаний, похотям же не ставят предела.

Першую зиму изгнанья князь Мирослав прожил в стане Могуты на Угре, во глухом бору, за топями и багнищами; из них иные не замерзали и в лютую стюжу. Зимовал Могута тамо неколько лет кряду, поставив городище с вежами и крепкими стенами, при двух капищах – Даждь-богу и Перуну.

Горько недоумевал Мирослав, – долго сбиралась, да нежданно быстро пришла беда, и сразу опустело округ, и переменилось житье, и повраждебнело пространство. Несправедливость на ладони, а истоки – идеже? Жуток и дик смех пианого при погребении, не дик ли и праздный день обыкшему тружатись? Подолгу беседовал Мирослав с волхвами; сбежалось (их) отовсюду немало, спасаясь от смерти; и быша иные с женами и детьми, жили тесно и скудно, яко и другие в стане; в тепло промышляли сбором грибов, ягод и орехов, чистили дикие борти, рыбалили и охотились; пред градом, на подсеке, сеяли жито и горох, и оепу; чинили упряжь и лепили горшки, не отступая обычая, –