Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

соответствует ее планам, а страны, которые не хотят войны или не ожидают ее, могут тем не менее обнаружить, что она пришла к ним. Программы по изучению МГП, реализуемые (если пользоваться профессиональной терминологией, подлежащие «распространению» [‘dissemination’]) организациями Международного Красного Креста и Красного Полумесяца, закладывают основу для лучшего понимания гражданскими лицами возможностей, открытых для них. Для того чтобы эти программы стали по-настоящему полезны, к этому необходимо добавить обучение некоторым элементарным основам политических наук. Война, если она случается, всегда изобилует шоками и ошибками, и это касается даже военных стратегов, от которых ожидается, что они лучше, чем кто-либо другой, понимают ее суть. Дальновидные информированные люди, заранее обдумывающие свой образ действий с гражданской точки зрения, не могут быть гарантированы от шоков и ошибок, и тем не менее, вероятно, в их власти использовать свое преимущество по мере развития событий, и они наверняка смогут избежать неожиданностей, которые эти события способны им преподнести.

Основная рекомендация МГП, адресованная гражданским лицам, заключается в том, что, поскольку их шансы на покровительство зависят скорее от их собственных склонностей (а не склонностей комбатантов, не говоря уже о рисках случайностей войны), они должны стремиться к тому, чтобы обеспечить сохранение различий между собой и комбатантами. Если же мы обратимся к тем инструкциям, которые МГП дает комбатантам, то обнаружим, что они очень четко сформулированы. Для гражданских лиц таких четких указаний нет. Объяснение этому факту носит отчасти исторический, а отчасти идеологический характер.

Необходимо отметить, что исторически судьбы гражданского населения мало заботили тех людей, которые играли центральную роль в создании законов ведения войн на суше на протяжении большей части тех веков, когда эти законы формировались. (Что касается войны на море, то дело обстояло несколько иначе, но здесь мы не будем касаться различий.) То, как соображения религиозного, философского и гуманитарного характера соединились, чтобы прояснить понятие некомбатанта и включить его в формулировки законов и обычаев войны, не может не радовать современный гуманитарный взгляд. Однако главными определяющими факторами развития этих законов были и остаются практики, принятые среди профессиональных комбатантов по отношению друг к другу, а также готовность правящих элит поддерживать эти практики. Для этих комбатантов решающее значение имело осознание ими того, кто они такие и как им следует действовать. Они полагались на распознание друг друга по униформам и знакам отличия, и каждая воюющая сторона с достаточной степенью уверенности предполагала, что другая сторона будет воевать, придерживаясь взаимно признаваемых правил. По вполне понятным причинам их представления о войне и идеи ее законов и обычаев вертелись вокруг них самих. Гражданское население лишь маячило на периферии этой картины. Самые осторожные гражданские, у которых оставалась хоть какая-то возможность выбора, сами предпочитали вообще тихо уползти за ее рамки. И только неосмотрительные, импульсивные и неинформированные из их числа целенаправленно стремились включиться в нее. Классическими примерами смешения ролей являются защита собственных домов и полей, жен и дочерей, городов и деревень. Патриотизм начинался у ворот собственного дома. После инцидента, зачастую заканчивавшегося трагически, можно было спорить о том, считать ли мирных жителей, взявшихся в такой ситуации за оружие, счастливчиками, которым повезло, если им это сошло с рук, или безумными храбрецами, если нет. Вряд ли что-либо могло в большей степени заставить солдат потерять человеческий облик, чем стрельба по ним тех, кто по всем стандартам профессиональной культуры не имел права браться за оружие. Профессионалы были не готовы осознать, что непрофессионалы могут думать, что они тоже обладают правами, и с легкостью отказывались от попыток понять, как эти права могли бы соблюдаться в военное время. Борцы сопротивления, партизаны, враждебно настроенное население и местные герои создавали для права войны проблемы, которые полностью так и не были решены. Все эти вопросы регулярно обсуждаются на международных конференциях по МГП, которые в результате либо упираются в неразрешимые противоречия, либо заканчиваются шаткими компромиссами, и это продолжается до сих пор.

В идеологических терминах неспособность МГП в настоящее время дать гражданским лицам более конкретные и конструктивные рекомендации, чем просто заверения в том, что теперь их юридический статус определен значительно четче, чем когда-либо ранее, можно объяснить тем, что она является продуктом патовой ситуации сосуществования двух противоположных философий войны, которые оно призвано приспособить друг к другу. С одной стороны, мы имеем элегантную философию военного профессионализма, кратко изложенную в предыдущем абзаце, в рамках которой комбатанты и гражданские лица четко дифференцированы, причем достаточно просто дать понять гражданским лицам, что до тех пор, пока они не приближаются к линии противостояния, комбатанты не будут стремиться втянуть их в него. С другой стороны, существует философия революционной вооруженной борьбы, сформулированная сторонниками ленинизма и маоизма на основе мирового народного и крестьянского опыта, в соответствии с которой различие между гражданскими лицами и комбатантами является нежестким, необязательным и вообще в конечном итоге не может быть ничем иным, как пропагандистской уловкой. Ни одна из этих философий не дает никаких поводов для радости мирному жителю, стремящемуся к защищенности. Действительно, профессионал, придерживающийся традиций и хранящий верность самым лучшим из них, может проявлять уважение по отношению к гражданским лицам как таковым, когда лично сталкивается с ними. Но один из способов проявления такого уважения состоит в том, чтобы переместить их всех поголовно из зоны военных операций, что может быть для гражданских весьма неприятным. В любом случае профессионал привык подвергать их риску, когда его представления о необходимости и пропорциональности диктуют ему, что в местности, где они находятся, следует провести те или иные военные операции.

МГП не дает никаких иных рекомендаций гражданским лицам, оказавшимся в подобной ситуации, кроме как принять все необходимые меры к тому, чтобы не быть принятыми за комбатантов, и не высовываться. Еще меньше оно может помочь гражданскому населению в условиях революционной или межэтнической войны. При таких обстоятельствах мирные жители сталкиваются с проблемой почти противоположного свойства. Вместо того чтобы убеждать военное командование в том, что они действительно не являются комбатантами, они теперь должны сделать все возможное, чтобы их не превратили в таковых помимо их воли. Борцы за революцию, даже если предположить, что лично они склонны к гуманности, имеют обыкновение рассматривать определенные категории мирных жителей как имеющих непосредственное отношение к происходящей борьбе – к примеру, землевладельцев, банкиров, владельцев магазинов; должностных лиц вроде мэров и другие представителей местной власти, священников, учителей, т. е. всех тех, кого в революционной среде принято считать «классовыми врагами». И в то же время исповедуемая ими философия может учить их, что в целом жизнь гражданского лица ничуть