Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

говорить он стал не о докладах Байбакова и Гарбузова. Акцент был сделан на проблемах в области внешней и внутренней политики. При этом Брежнев вопреки существовавшим неписаным правилам предварительно не стал свою речь согласовывать на Политбюро. А дальше понеслось.

Брежнев бросил много упрёков Госплану. Главное обвинение заключалось в том, будто этот орган работал по старинке и не сумел устранить межотраслевые диспропорции. По мнению генсека, правительство не овладело наукой управления и не научилось пользоваться индустрией информации. А кто в Совете министров курировал эти направления? Первый заместитель Косыгина Кирилл Мазуров, переведённый из Минска в Москву в 1965 году. Отдельно Брежнев остановился на вопиющих провалах в сельском хозяйстве. В Совете Министров за этот участок отвечал член Политбюро Полянский, тот самый, который осенью 1964 года очень активно помогал Кремлю сваливать Хрущёва.

Выступление Брежнева произвело эффект разорвавшейся бомбы. После этого следовало ожидать как минимум громкого увольнения председателя Госплана Байбакова, за которым маячили фигуры Косыгина, Мазурова и Полянского.

Парадокс заключался в том, что Брежнев (а точнее, те, кто готовил ему эту речь) во многом был прав. Но ведь и Косыгин с Мазуровым и Байбаковым тоже считали, что надо быстрей осуществлять экономическую реформу и менять подходы к управлению экономикой. Разница была в методах и способах достижения поставленных целей. Тут следовало не громить Госплан, а совместными усилиями искать приемлемые компромиссы. А Брежнев под давлением своего личного секретариата, похоже, решил поиграть мускулами. Уловив это, Косыгин тоже закусил удила. Но пошло ли это на пользу общему делу?

Кто-то должен был, исходя исключительно из государственных интересов, снять возникшее напряжение и разрешить непростую конфликтную ситуацию. Но одни не имели должного статуса, чтобы предлагать решения генсеку или председателю правительства, а другие предпочли занять выжидательную позицию. Реально в ситуацию могли вмешаться, видимо, Суслов, Кириленко, Подгорный, ну, может быть, ещё два-три человека. Никто этого не сделал.

Нападки на Косыгина наложились на другое событие: через несколько дней наступало 90‐летие со дня рождения Сталина. А Кремль всё никак не мог определиться, отмечать эту дату или замолчать. Партаппарат по этому вопросу внёс предложение ещё 31 октября 1969 года. Завотделом пропаганды ЦК В. Степаков, директор Института марксизма-ленинизма П. Федосеев и зам. завотделом науки и учебных заведений ЦК Е. Чехарин полагали, что игнорирование этой даты газетами могло бы дать повод для различных ненужных инсинуаций, и советовали подготовить взвешенную статью для «Правды». Такое же мнение сложилось у Суслова. Он полагал, что замалчивание юбилея Сталина породило бы множество ненужных слухов. Народ мог расценить это как проявление трусости.

По поручению Суслова люди Поспелова из Института марксизма-ленинизма сочинили о Сталине 12‐страничный текст, который заранее был разослан всем членам партийного руководства. Однако обсудить его у обитателей Кремля всё не хватало времени. Возможность появилась только 17 декабря во время перерыва на сессии Верховного Совета СССР, которая, кстати, должна была утвердить контрольные цифры развития страны на 1970 год.

Брежнев думал, что на всё про всё понадобится 5—10 минут. Но дело затянулось. Возникла бурная дискуссия. Открыл её Суслов:

«Я считаю, что такую статью ждут в нашей стране вообще, не говоря о том, что в Грузии особенно ждут. Нам, очевидно, не нужно широко отмечать 90‐летие и вообще никаких иных мероприятий проводить, кроме статьи, но статью дать надо, тем более что вы помните, что в связи с 80‐летием или вскоре после этого (я не помню) была передовая «Правды», и тогда все успокоились, всё встало на свои места.

Мне кажется, молчать совершенно сейчас нельзя. Будет расценено неправильно, скажут, что ЦК боится высказать открыто своё мнение по этому вопросу.

На мой взгляд, тот вариант статьи, который разослан, в целом подходящий. Он говорит и о положительной работе Сталина, и о его ошибках. Говорится это в соответствии с известным решением ЦК КПСС. Если что-либо нужно привести в соответствие с этим решением, нужно об этом подумать. Я думаю, что нас правильно поймут все, в том числе и интеллигенция, о которой здесь некоторые товарищи упоминали. Неправильно могут понять Солженицын и ему подобные, а здоровая часть интеллигенции (а её большинство) поймёт правильно. Нам не нужно обелять Сталина. Сейчас в этом нет никакой нужды, но объективно, в соответствии с уже известным всем решением ЦК, надо сказать»[293].

Суслову решительно возразил Подгорный. В его понимании Сталин был исчадием ада, поэтому ни о какой статье, даже весьма умеренной, он и слышать не хотел. Категорически против того, чтобы как-либо отметить юбилей Сталина, выступили также Пельше, Кириленко и Пономарёв. За публикацию высказались Косыгин, Устинов, Воронов, Шелест, Кунаев, Рашидов, Андропов, Капитонов, Шелепин, Машеров, Гришин и Мазуров. Одни ограничились одной-двумя короткими фразами, не приводя аргументов (тем самым они как бы давали понять, что лично у них весьма сдержанное отношение к Сталину), другие же отыскивали всё новые и новые доводы в пользу публикации в «Правде» специальной статьи о Сталине. Яростнее других агитировали за материал Шелепин, Машеров и Мазуров. «Я, – заявил Машеров, – совершенно однозначно и без колебаний считаю, что статью, безусловно, нужно дать в том духе, как говорили здесь товарищи. Народ примет <её> хорошо. Отсутствие статьи вызовет много разных недоумённых вопросов». Мазуров пошёл ещё дальше и добавил, что надо обязательно установить бюст на могиле Сталина.

В общем, Политбюро раскололось. Такой разнобой в мнениях сильно встревожил Брежнева. Он стал искать компромисс. Позиция генсека свелась к тому, чтобы найти примиряющее всех начало. «Если мы дадим статью, – заметил Брежнев, – то будет каждому ясно, что мы не боимся прямо и ясно сказать правду о Сталине, указать то место, какое он занимал в истории, чтобы не думали люди, что освещение этого вопроса в мемуарах отдельных маршалов, генералов меняет линию Центрального Комитета партии. Вот эта линия и будет высказана в этой статье».

В итоге Политбюро поручило Суслову, Андропову, Демичеву, Капитонову и Пономарёву доработать текст статьи. Сам материал появился в «Правде» 21 декабря 1969 года. Но из двенадцати первоначальных страниц в нём осталось лишь пять. То есть объём статьи сократился в два с половиной раза. А через год власть пошла и на установление бюста на могиле Сталина.

Чем же закончился скандал с правительством и Госпланом? Неожиданно он получил новое продолжение. Одно время ходили слухи, что сразу после состоявшегося в декабре 1969 года пленума ЦК три члена Политбюро встали в оппозицию к Брежневу. Якобы Мазуров, Шелепин и Суслов направили в Кремль записку с осуждением речи генсека и со своим видением того, как развиваться стране. Вроде бы три члена Политбюро высказались за созыв нового пленума ЦК, с тем чтобы поставить вопрос о смене руководства страны, и в этом их якобы поддержали ещё три члена Политбюро. А распространял эти слухи известный на Западе диссидент