Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

В странах Западной Европы система территориально-поместной раздробленности также отнюдь не была общим явлением для всех периодов существования в них феодального строя. Так, во Франции уже очень рано осуществилась политическая централизация, чем определился и характер языковых отношений.

Переходя к рассмотрению того, в какой мере факты истории языков соответствуют или не соответствуют тезису об универсальном значении процессов диалектного обособления, нельзя не вспомнить об известном споре относительно диалектов французского языка. Противники взглядов Ж. Жильерона и его школы, признававших, исходя из опыта Лингвистического атласа Франции, существование не диалектов, но отдельных диалектных явлений, основываются, в сущности, на недоказанной презумпции, согласно которой диалекты, как относительно самостоятельные единицы, особые «системы», должны были существовать и частично еще существуют[595]. По-видимому, на периферии французского ареала диалекты в свое время действительно успели сложиться и остатки их еще продолжают в какой-то мере сохраняться. М.А. Бородина произвела интересный опыт реконструкции лотарингского диалекта по материалам лингвистических карт отдельных диалектных явлений[596]. Этот диалект мог образоваться в границах действительно обособленной феодальной территории герцогства Лотарингского, присоединенного к Франции лишь в 1766 г. Но это не значит, что аналогичные более или менее обособленные диалектные единства должны были некогда существовать на территории Франции повсеместно. При рано начавшемся процессе объединения французских земель вокруг Иль де Франса, диалектное обособление, которое возможно намечалось в эпоху раннего средневековья в границах крупных и мелких феодальных сеньерий, не смогло развиться, и этот процесс оказался снятым в условиях нарастания активности другого процесса – процесса унификации народно-разговорной речи в связи с экономической, политической и культурной концентрацией в рамках централизованного феодального государства. Если региональная вариантность народно-разговорного французского языка на территории большей части Франции действительно не доходит до противопоставления диалектных систем, тогда, по-видимому, не столь ошибочным следует считать распространенное мнение о том, что конфигурация лингвистической карты Франции в основном определяется не границами диалектов, но границами распространения отдельных диалектных явлений.

Не так давно развернулась дискуссия по вопросам, связанным с диалектами казахского языка[597]. Сама возможность спора показывает трудность отбора более или менее четких признаков диалектной дифференциации на лингвистически непрерывной территории распространения казахской речи. Там, где не было резких перерывов языкового общения, вызывавшихся экстралингвистическими причинами, развитие диалектных отношений должно было носить характер постепенного накопления различий. В этих условиях более правомерным представляется выделение не диалектов, как противопоставленных друг другу систем, но диалектных областей или диалектных зон, характеризуемых преобладанием в них определенных комплексов явлений.

Что касается диалектных различий русского языка, то, хотя тезис об их исторической соотнесенности с территориальной раздробленностью феодальной эпохи и считается общепринятым, он до сих пор, однако, остается недоказанным. Отдавая должное большим успехам, достигнутым в области историко-социологического толкования лингвистических карт Атласа русских народных говоров, нельзя не заметить, что в общем все же не удалось привязать границы диалектных единиц русского языка к границам существовавших некогда феодальных территорий, которые, по-видимому, не отличались длительной стабильностью. Разумеется, это отнюдь не приходится считать неудачей исследований. Дело здесь в самих фактах, которые не подтверждают ни ставшего традиционным тезиса о связи диалектных различий с феодальной раздробленностью, ни традиционной схемы иерархического членения диалектных единиц. Лингвистические карты обнаруживают гораздо более сложную картину распределения диалектных явлений русского языка в пространственном аспекте. Историческая стратификация диалектных областей или диалектных зон, образование которых относится к разным периодам, отражает исторические передвижения, группировки и контакты населения, начиная с древней поры и кончая последними столетиями. В разное время сыграли свою роль перемещения и смешения восточнославянских племен, движения колонизационных потоков, формирование отдельных экономических областей в пределах сложившегося Московского государства при большем или меньшем влиянии городских центров.

Конкретно-историческое многообразие связей населения на территории распространения русского языка на протяжении ряда столетий определило сложность диалектного членения, отражаемого лингвистическими картами. Эта сложность явно не укладывается в принятую до сих пор классификацию наречий и говоров, признаки которых ложатся на карты в виде сложной сети перекрещивающихся и перекрывающих одна другую изоглосс. Не случайно поэтому в последних трудах по лингвистической географии русского языка наряду с понятием «наречие» введено понятие «диалектная зона». Так в коллективной монографии «Русская диалектология» В.Г. Орлова и К.Ф. Захарова пишут:

«Диалектные зоны выделяются на основе таких сочетаний ареалов и пучков изоглосс, которые, находясь в основной своей части в пределах того или другого из наречий, пересекают как правило их границы, так что окраинные части ареалов зон оказываются также распространенными и на территории определенных отделов среднерусских говоров, усложняя имеющееся там сочетание ареалов наречий. Тем самым диалектные зоны, как и наречия, связаны с членением языка в целом, а не только с членением наречий»[598].

И далее:

«С различными частями сочетаний ареалов языковых явлений, которыми выделяются наречия и среднерусские говоры, соединяются, по-разному накладываясь на них, сочетания ареалов, присущих таким территориальным величинам, как диалектные зоны: западная, северная, северо-западная, северо-восточная, южная, юго-западная, юго-восточная»[599].

Отмечая момент вторичности признаков диалектных зон, которые «по-разному накладываются» на ареалы северного и южного наречий (а также на ареал среднерусских говоров), авторы тем самым как бы указывают на хронологический характер соотношения комплексов явлений, принадлежащих «наречиям» и «зонам». Однако, по существу, трудно усмотреть принципиальное различие между теми и другими, трудно уловить исторический критерий предлагаемого деления, особенно, если отойти от традиционной схемы первичного членения языка на наречия. Иерархический принцип подхода к диалектным явлениям, даже если он поднят на терминологический уровень «макросистем» и «микросистем», по-видимому, трудно совместим с живой историей языковых отношений в их конкретной социально-политической, экономической, географической, культурной и социально-психологической обусловленности.

В отношении русского языка феодальной эпохи тезис о существовании диалектов, границы которых должны были соответствовать границам феодальных княжеств, остается не заполненным конкретным содержанием кроме всего прочего потому, что до сих пор не удалось лингвистически определить признаки и границы древнерусских диалектов. На это убедительно указывает Ф.П. Филин, отмечающий спорность и недостаточность результатов, достигнутых в области древнерусской диалектологии[600]. Он подчеркивает необходимость дальнейшего углубления исследований и определяет общее направление предстоящих работ:

«Прежде всего установление самого состава древнерусских диалектизмов разных языковых уровней и разных типов, определение их изоглосс, времени возникновения и сдвигов, которые происходили в их истории. Затем должно решаться, в каком соотношении друг к другу находились диалектные явления и их ареалы, составляли ли они то, что можно назвать диалектными зонами или диалектами. Разумеется, здесь нельзя обойтись без должного учета „экстралингвистических“ факторов, но понятие диалектной зоны или диалекта не должно подменяться понятием племени или племенного союза, феодальной