Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

У источника этой информации, неизвестного агента, которого знал Сталин, были контакты в правительствах, в том числе он напрямую общался с Беком. «Факт франко-германских переговоров является делом чрезвычайно серьезным». Если они увенчаются успехом, то это может возродить «старую идею» Пилсудского о польско-германско-французском блоке. И это может получиться, сообщал агент, «а факт создания этого блока уже есть начало интервенции против СССР». Если у Лаваля все получится, то тогда он отправит в Берлин в качестве посла французского генерала, возможно, даже самого Вейгана. Это информация была получена от надежных источников в группе Тардьё — Вейгана. А возможно, генерала отправят в Лондон в качестве посла, и он заменит Корбена.

Затем агент Сталина упомянул протокол Литвинова — Лаваля.

Бек сказал, что он получил информацию 2 декабря. И в то же самое время «надежный человек» из группы Тардьё — Вейгана был отправлен в Варшаву, чтобы объяснить Беку, что Лаваль был вынужден подписать протокол «по тактическим соображениям как внутреннего, так и внешнего порядка». Это было временное соглашение, ограниченное по сути и по срокам. Согласно отчету, это объяснение совпадало с информацией, которая была отправлена Корбену 30 ноября. Бек говорил, что: «Литвинов добивался этого протокола от Лаваля, чтобы успокоить Москву и, пожалуй, успокоил Москву, а этого нам и надо. Надо дать время сговориться Германии с Францией». Агент не исключал возможности заключения франко-советского союза, но через два месяца может уже быть слишком поздно. Кроме того, оставался вопрос Восточного пакта. Польша не подпишет его ни при каких обстоятельствах. Лаваль снова начал переговоры, только чтобы сделать «тактический маневр» и снизить давление со стороны радикалов (таких, как Эррио и Кот, хотя они не были упомянуты), а также СССР, Чехословакии и Румынии.

По словам Бека, французы не рассказали Литвинову о двух важных моментах. Во-первых, о первичности франко-польского союза, а во-вторых, о том, что, если будет заключен Восточный пакт с Польшей или без нее, Франция гарантирует, что «ни в каком случае войска СССР не пройдут через ее территорию, а также советская авиация не полетит над территорией Польши». Тут снова встает вопрос об этом пункте, который уже обсуждали в 1934 году и будут обсуждать до августа 1939-го. Не существует доказательств, подтверждающих, что Франция официально или неофициально передала Беку эту информацию, хотя это вполне возможно, с учетом двуличности Лаваля. Если информация агента была верной, тогда настоящая «взаимная помощь» была убита на корню еще в конце декабря 1934 года.

Пусть агент Сталина продолжит свой отчет. Он расскажет нам еще много удивительного.

И снова, как говорил Бек, французы задавали вопрос Варшаве: вы с нами или против нас? Вы «с Парижем или с Берлином»? Видимо, при поддержке британцев Бек ответил: «С Парижем и Берлином вместе, но Польша не проложит дорожку для возрождения франкорусского союза». Это означало, продолжил агент, что «Польша не подпишет Восточного пакта и будет действовать против образования такового». Лаваль полагал, что Восточный пакт немыслимо заключить без Германии или Польши: «Так как франко-советский союз грозит полным отходом Польши от Франции и переходом ее окончательно к Германии, франко-советский союз не представляет для Франции интереса, т. е. этот союз не есть довоенный франко-русский союз, ибо теперь между Германией и Россией находится Польша — вооруженное государство, которое эвентуальную[691] помощь Франции со стороны Красной Армии сводит к нулю. Следовательно, от идеи франко-советского союза надо отказаться [курсив наш. — М. К.]».

И это еще было не все. В случае франко-советского военного сотрудничества мог возникнуть риск охлаждения отношений с Великобританией, от которой Франция больше всего зависела в случае войны с Германией. И снова в данных обстоятельствах сотрудничество с СССР могло быть опасным. Таким образом, соглашение с Германией казалось логичной альтернативой, поскольку немецкое правительство успокоило Францию и сказало, что между их странами нет разногласий, которые могли бы привести к войне. Получается, Франция могла выбрать этот вариант: договориться с Германией, сохранить особые отношения с Великобританией и заключить союз с Польшей. Далее агент рассказал более подробно о взглядах Польши: о том, что думал Пилсудский и Бек о Восточном пакте. На самом деле этот договор уже был мертв, причем давно. Франция боялась рисковать отношениями с Великобританией, у которой даже не было стоящей армии, и с Польшей, у которой не было шансов в войне с Германией, ради союза с СССР, хотя его вооруженные силы активно развивались, а правительство хотело заключить антигерманский союз под эгидой коллективной безопасности. Наверное, Сталин подумал, что Франция собиралась рискнуть всем непонятно ради чего. Он подчеркнул самые важные моменты синим карандашом и велел отправить отчет агента к себе в архив[692]. Возникает вопрос, читал ли отчет Литвинов, и если да, то что он о нем подумал. Нарком всегда сомневался в надежности данных, полученных разведкой, хотя в этом случае у источника, кажется, была достоверная информация. Однако СССР продолжал вести ту же политику, что и раньше. Не было другого выбора.

Еще один интересный доклад был получен от военного атташе в Варшаве, Н. А. Семенова. Он не мог не внушать опасений. Один журналист ТАСС в Варшаве рассказал историю некоего Фельдмана, который был мужем подруги его жены. Фельдман некоторое время сидел в польской тюрьме за «коммунистическую деятельность», а затем очень нуждался в деньгах и наконец согласился на работу коммивояжером. Как-то Фельдман был в гостях и там рассказал про «приключение», которое произошло некоторое время назад во время поездки в Станиславов в польской части Украины. Он часто бывал там по делам и как-то ужинал в ресторане, который ему нравился. Кроме него в ресторане была лишь группа поляков — старших офицеров. Они много пили и громко разговаривали. «Незамеченный Ф[ельдман] уселся в углу и велел подать ужин». В это время офицеры под влиянием алкоголя стали еще веселее и начали произносить тосты еще громче. «Поднимаю бокал, — сказал один из них, за наш союз с Германией и Японией. Война для солдата то же, что вода для рыбы, — пью за будущую войну. Поднимаю бокал за то, чтобы дивизия (какая, Ф[ельдман] не расслышал), которая получила орден “Виртути Милитари” за взятие Киева, получила за то же его вторично [первый раз в мае 1920 года во время советско-польской войны. — М. К.]». В этот момент кто-то из офицеров за столом заметил Ф[ельдмана]. Этот поляк был уже довольно пьян. Он встал