Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный Комитет и его члены, 1917-1991 гг. - Эван Модсли

Александр Ишков был министром рыбной промышленности с 1940 г. до своего увольнения в 1970 г. во время знаменитого «рыбного скандала». Ефим Славский, о котором уже рассказывалось выше, возглавлял министерство, отвечавшее за производство ядерного оружия, с 1957 г. по 1986 г., когда ему было далеко за 80 лет (он оставался членом ЦК до 1990 г.). Андрей Громыко 30 лет пробыл на посту министра иностранных дел до того, как стал главой государства в 1985 г. Более частые смены лиц происходили в партийном руководстве, по крайней мере на местном уровне, но в 1981 г., впервые за всю историю партии, Политбюро и Секретариат ЦК были переизбраны на новый срок в полном составе без единого изменения, а обновление состава Центрального Комитета существенно замедлилось. Фактически Брежнев дал членам ЦК своего рода гарантии того, что они будут оставаться на своих постах до тех пор, пока те, со своей стороны, не станут посягать на его пребывание на посту генерального секретаря[682].

На самом деле брежневские годы, как позднее вспоминал его советник по международной политике Георгий Арбатов, были «апофеозом бюрократии». Сам Арбатов являлся членом ЦК с 1976 по 1990 г., но обладал относительной независимостью как директор академического института. Подвергавшееся репрессиям при Сталине и беспрерывным реорганизациям при Хрущёве партийно-государственное чиновничество получило при Брежневе шанс сполна насладиться периодом стабильности. Руководящие должности стали практически пожизненными, а бюрократия — перманентной. Секретари обкомов и министры правительства имели возможность оставаться на своих постах по 15–20 лет. Если в их области дела шли не слишком хорошо, их отзывали на год-два в аппарат Центрального Комитета, после чего избирали (а фактически — назначали) на аналогичный пост в другом регионе. Некомпетентных министров перемещали по горизонтали в другие министерства или создавали под них новые. Совсем не поддававшихся исправлению отправляли послами за границу. С точки зрения Арбатова, верхние слои номенклатуры при Брежневе превратились в своего рода дворянство. Они пожизненно сохраняли должности и целый ряд привилегий в виде жилья, медицинского обслуживания, высокого уровня жизни и даже особых похорон, отделявших их от остальных граждан. Создавались целые сети семейных или клановых объединений, поскольку дети элиты проводили время вместе, заводили знакомства и даже женились в своём кругу[683]. К 1970-м гг. образовались целые династии партийных функционеров, которые стали приобретать законченные черты особой касты, или бюрократического эксплуататорского класса[684].

Преимущества от вхождения в состав элиты к тому времени имели обширный характер, что подтверждается многочисленными мемуарами, интервью и опросами. Один эмигрант-социолог утверждал, что в каждом городе и областном центре существовали красивые, скрытые в зелёных насаждениях особняки, именовавшиеся санаториями, гостевыми домиками или даже саунами. Хотя официальные решения принимались на заседаниях Политбюро или коллегий министерств, но их предварительное обсуждение происходило именно в таких апартаментах в непринуждённой обстановке. Там была изысканная кухня, подавались марочные вина, имелись биллиардные столы, фортепиано, иностранные газеты и журналы, на стенах висели картины талантливых художников. Эти клубы для членов Центрального Комитета были доступны только немногим избранным, в них имелись отдельные комнаты для самих руководителей, постоянными посетителями являлись министры, адвокаты и директора предприятий наряду с «амбициозными балеринами, певцами, желавшими добиться успеха, и женщинами, единственными достоинствами которых были молодость и красота»[685]. Кроме того, элита пользовалась специальными магазинами, домами отдыха, медицинскими учреждениями, охотничьими домиками, где высокопоставленные охотники могли всегда рассчитывать на добычу. Впрочем, некоторые из них охотились неспортивно, используя ракеты с тепловым наведением или вертолётные пулемёты[686]. Сам Брежнев слыл страстным охотником, одним из тех, кому успешная охота была гарантирована. В заказнике для членов Политбюро «Завидово» кабанов начинали прикармливать за неделю до его прибытия, и они с готовностью выходили к приготовленной платформе, но на всякий случай поблизости находился опытный егерь, стрелявший по кабанам одновременно с генеральным секретарём[687].

Ещё одной привилегией считались зарубежные поездки или возможность пользоваться гостеприимством братских компартий. Такие поездки стали обычным делом начиная с 1950-х гг. одновременно с налаживанием контактов СССР с зарубежными странами. Ближе к концу его существования система подобных контактов была отлажена полностью, о чём можно судить но архивным документам. Так, например, в 1990 г. заместителю заведующего международным отделом ЦК Карену Брутенцу было разрешено выехать в Австрию на отдых и для консультаций с местными товарищами[688]. Целая группа партийных работников с жёнами и переводчиком выезжала в Италию по приглашению местной компартии[689]. В том же году ещё одному партийному работнику позволили вместе с женой провести отпуск на Мальте по приглашению местной лейбористской партии[690]. В октябре 1990 г. секретарь ЦК и член Политбюро Александр Дзасохов ездил с супругой в Грецию, а ещё одна группа руководящих работников выезжала на отдых в Китай[691]. В партийных архивах сохранилось немало дел, связанных с обращениями членов элиты, преимущественно касавшимися обеспечением их жильём. Например, были выделены квартиры для уходящего на пенсию первого секретаря Ульяновского обкома партии Юрия Самсонова или для члена ЦК Валентина Купцова и его дочери[692]. Параллельно осуществлялись мероприятия по продовольственному снабжению элиты. Например, в 1980-е гг. в Казахстане до 30% продаваемого мяса распределялось по закрытым каналам, к которым имела доступ только номенклатура[693]. Дополнительная забота проявлялась о литературе для элиты. Существовал специальный список запрещённой литературы, доступной только для членов Политбюро и Секретариата, и ещё один, по которому снабжались книгами все члены Центрального Комитета[694].

Партийные чиновники настойчиво опровергали слухи в отношении «фантастических привилегий», которыми они пользовались[695]. Горбачёв, выступая на встрече с итальянской прессой, назвал их «так называемыми привилегиями» и настаивал на том, что отсутствие неравенства в Советском обществе делает его «одним из самых политически устойчивых обществ в мире»[696]. «Единственная привилегия, которой мы все пользуемся, — заявил на XIX партконференции первый секретарь рескома Коми АССР, — это право работать по 12–14 часов в сутки, не заботясь о своём здоровье или о том, как провести свободное время»[697]. «Средняя заработная плата партийного работника находится на 26 месте в перечне сопоставимых профессий, и это при 14-часовом рабочем дне, включая субботы, — писал ещё один из партийных чиновник, затрагивая эту проблему. — У партийных работников есть, конечно, собственные столовые, но в них нет ничего роскошного, а цены такие же, как и в других предприятиях общественного питания. Закрыт специальный магазин на улице Грановского в центре Москвы, в прошлом обслуживавший высокопоставленных чиновников. Многие из них из-за напряжённой работы страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями»[698].