Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

1944 г. в городе Болевац на улице Краля Александра, 17, в квартире югославского гражданина Д. М. ночевали помощник командира 429 сп 52 сд по материальному обеспечению капитан Р. и начальник ОВС (взвода связи. – Прим. А. Т.) этого же полка капитан Ш., которые ночью привели в комнату двух военнослужащих девушек. 11 октября рано утром эти две девушки в сопровождении военнослужащего прошли из комнаты Р. и Ш. с узлами, что лично видел помощник командира роты связи 19 сд ст. лейт Г. После ухода девушек и выезда из квартиры т.т. Р. и Ш. гражданин М. обнаружил, что у него из гардероба было украдено 6 шерстяных платьев, 1 пальто и все белье, перечислить которое он сразу после кражи не мог. Прокурору 52 дивизии М. заявил, что он гардероб на замок не закрыл и что он долго ждал Красную Армию, поэтому он надеялся, что все будет в сохранности и господа офицеры Красной Армии не позволят себе что-нибудь взять». Разжалованных офицеров послали в штрафбат, а девушек заставили вернуть украденное, «кроме нижнего белья, пришедшего в негодность в результате ношения»[1045]. Или, например, «при вступлении в село Кучево жители села встретили наших бойцов с распростертыми объятиями, с цветами, хлебом и солью, предоставили квартиры нашим бойцам. В одну из квартир поместились заместитель командира дивизии по строевой части полковник Ч. и бывший начальник 1-го отделения штаба дивизии майор С. вместе со ст. лейтенантом мед. службы 703 сп Г-ой В. И. и санитаркой этого полка

красноармейцем К-ой Е.Е., с которыми Ч. и С. находятся в сожительстве. После отъезда Ч., С, Г-й и К-й хозяйка квартиры обнаружила, что у нее пропали вещи: 3 дамских платья, 2 блузки, 5 платков и косынок и 15 тысяч динар. Несколько дней назад следователь из дивизии выяснил, что вышеперечисленные вещи были похищены Г-й и К-й. Об этом знали Ч. и С., т. к. вещи были в машине Ч. Часть вещей возвращена в село Кучево по принадлежности, а остальные вещи приведены Г-й и К-й в негодность»[1046]. Дело удалось замять и обойтись без судебной ответственности, наказав провинившихся лишь по комсомольской и партийной линиям.

Многочисленность этих явлений заставила некоторые из дивизионных газет вопреки запрещению § 69 Правил, утвержденных приказом НКО № 034, «помещать на своих страницах материалы с описанием случаев мародерств в войсках»[1047]. Дело дошло до того, что в ноябре 1944 г. дивизионными командирами стали издаваться приказы командирам полков и отдельных частей об обязательно регулярном «построении состава на проверку (сержантов и рядовых)» и «осмотре повозок и автотранспорта для выявления трофейного и гражданского имущества». По результатам проверки незаконное имущество подлежало изъятию, а мародеры – преследованию[1048].

Одна из активисток КПЮ, будущий министр просвещения Сербии и супруга М. Джиласа Митра Митрович поделилась с представителем политотдела 57-й армии впечатлениями от встречи с танкистами генерала Жданова в Белграде: «со смешливой обидой рассказывала о буйствах красноармейцев: “Танкист полный подходит ко мне и предлагает: Ну, чернявая, пойдем, что ли…”»[1049]. Эти события не могли не вызвать неприязни в рядах руководства КПЮ, так как подрывали не только авторитет СССР, но и той идеологии, на которой базировалась новая власть в Югославии. Острая критика подобных явлений руководством КПЮ была выражена начальнику советской миссии генералу Н. В. Корнееву, начальнику советского гарнизона Белграда генералу П. М. Верхоловичу, а позднее и лично И. В. Сталину[1050]. Особенно горячился черногорский политик Милован Джилас: «<…> это кипело в груди <…> и, наконец, переполнило чашу»[1051]. Лично оскорбленный М. Джилас внезапно стал крайне чувствительным к расположению народных масс, хотя это не беспокоило его, когда жесткой рукой он «ускорял революцию» в Черногории зимой 1941–1942 гг., где по его приказу расстреливались сотни «кулаков» и «буржуев» на одном лишь основании их принадлежности к враждебному классу[1052].

Кроме аморальных поступков отдельных бойцов РККА жалобы руководства КПЮ вызывало еще одно явление, тревожившее окружение лидера югославских коммунистов И. Броза Тито, – отношение советских пропагандистов (и военных вообще) к партизанам и НОАЮ как к союзнику. Руководство КПЮ с тревогой просило «изменить фразеологию красноармейских газет, вместо «освобождение Белграда Красной Армией» формулировать «освобождение Белграда Красной Армией и Югославскими войсками», ввести отдачу чести югославским офицерам, прекратить третирование югославской армии как неумелой и второстепенной». Все это было особенно важно, потому что Белград часто соединял и противопоставлял свое русофильство своему антититоизму, ехидствовал над голоштанным войском, иногда даже демонстрировал соответствующие чувства. Однако советская сторона не спешила идти навстречу просьбам КПЮ, и при служебных контактах армейские органы ВКП(б) уже при первой встрече давали понять югославским коммунистам, что они вторичны по отношению к советским[1053]. Опыт более холодного, чем они надеялись, советского отношения фиксировали практически все сербские мемуаристы при описании своих первых встреч с советскими высшими командирами из состава 3-го Украинского фронта.

Однако исходя из этих отдельных негативных явлений не стоит считать, что баланс личного восприятия сербским населением красноармейцев был негативным. Радость гражданского населения, ожидавшего освобождения от немцев, счастье победы в Гражданской войне, часа весов в которой окончательно склонилась на сторону НОЛЮ благодаря вмешательству РККА, традиционная любовь к русским, характерная для значительной части сербского общества, – все это не могло не доминировать в атмосфере осени 1944 г. СССР не только освободил Сербию от немцев, но и оказал существенную материальную помощь НОАЮ поставленными танками, самолетами и другим вооружением, поддерживая операции НОЛЮ действиями авиагруппы Витрука и помогая обучать необходимые для новой Югославии кадры[1054]. Коротко об этом сказал председатель сербского крайкома КПЮ Благое Нешкович, который присутствовал при жалобах М. Митрович и, услышав их, «оживился, вспомнил, как высадили из автомашины заместителя начальника партизанской контрразведки, потом улыбнулся: “Что говорить о пустяках?! НАША Красная Армия пришла в Белград!”» [1055].

Приподнятое настроение простых граждан, еще не знающих нюансов коммунистических режимов и ощущающих счастье от того, что немцы изгнаны из Белграда, от симпатий к русским, описал в своих воспоминаниях Юрий Лобачев, талантливый художник, русский эмигрант и переводчик 57-й армии, прошедший с ней от Белграда до Вены. «Всю ночь проходили, спеша к центру города, колонны немцев и четников. И настала какая-то странная, необычная тишина. Светает. Занялась заря той пятницы 15 октября 1944 г. Свежего, прозрачного, осеннего дня. Но вот в конце сегодняшней улицы Максима Горького, вдоль стен разрушенного дома, с винтовкой наизготовку появился силуэт, за ним второй, третий. Серые, запыленные гимнастерки, шинели. На каске звезда. “Товарищи!” – из подвала полуразрушенного дома выскакивают мужчины, женщины, дети, обнимают совсем молодого советского капитана. Все больше людей. Среди них