Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

гг. в Советской России. В качестве топлива он хорошо зарекомендовал себя в годы Гражданской войны, когда затруднены были поставки угля с Донбасса. Поэтому, когда приступили к реализации плана электрификации страны, торф стали активно внедрять в качестве топлива в местах, где были его месторождения [1060]. Так, в соответствии с планом ГОЭЛРО в 1922 г. на крупном Ляпинском массиве под Ярославлем была начата добыча торфа гидравлическим способом, а в 1923 г. началось строительство Ляпинской торфяной электростанции. В 1926 г. она вступила в строй. В годы сталинских пятилеток было построено еще несколько торфяных электростанций, послуживших основой для образования энергосистемы области. По сути, каждый новый завод или фабрика нуждались в источнике электроэнергии, что обусловило рост добычи торфа и строительство новых торфопредприятий. В июне 1933 г. в целях совершенствования руководства и приближения управления торфопредприятиями в городе Ярославле был создан Ярославский государственный торфяной трест «Яргосторф». Он объединил самые крупные разработки торфа.

К 1940 г. все теплоэлектростанции Ярославской, Ивановской, Владимирской, Кировской и Калининской областей работали на торфяном топливе. Кроме того, торфяное топливо достигло 20–40 % в топливных балансах энергосистем Мосэнерго и Ленэнерго. В годы войны торфяная отрасль, по сути дела, спасла от энергетического голода блокадный Ленинград и промышленные предприятия регионов, где осуществлялась торфодобыча. Только снабжение действующих электростанций торфом могло обеспечить электроэнергией предприятия, переведенные на выполнение военных заказов. Исторически сложилось четыре способа добычи торфа:

• гидроторф (залежи торфа размываются струей воды под высоким давлением и затем всасываются торфососом);

• фрезоторф (добыча производится за счет измельчения торфа фрезерным барабаном);

• экскаваторный (кусковой);

• резной (старый, кустарный способ добычи торфа путем ручной или механической резки торфовых кирпичей).

После обнаружения в Сибири во второй половине XX в. месторождений природного газа и нефти добыча торфа начала снижаться. Но даже при этом на 1989 г. в СССР добывалось около 90 % торфа от общемирового объема. Резкий спад добычи торфа произошел после распада СССР. В современной России в качестве топлива для тепловых электростанций активно используют газ, нефть и уголь.

Шли по вербовке и по набору

На торфопредприятиях Ярославского края во время Великой Отечественной войны, как и в других областях производства, в основном работали женщины, девушки, а также девочки-подростки и дети. Их и называли словом «торфушки». Вокруг этого явления сложился собственный мир со своими нормами, распорядком и лексикой. Эта субкультура, кажется, совсем ушла в прошлое, однако оставила глубокий след в судьбе и личной жизни ее участниц.

Вообще, «на торфе» в годы войны в Ярославской области работало от 13,5 до 13,6 тыс. человек[1061]. Главными труженицами были молодые девушки – деревенские, малообразованные, но с детства привыкшие к тяжелому физическому труду. Забирали их «по набору», «по вербовке» на торфопредприятия, селили в самых захудалых бараках, на окраинах. Так, например, они жили в поселении на Черной Гриве – разрабатываемом торфяном массиве за Ярославлем[1062]. Грива кишела змеями, а построенные кое-как бараки не спасали ни от холода, ни от жары. Труд на торфоразработках носил сезонный характер, поэтому, отработав сезон, люди возвращались на место жительства и прежнюю работу, тем более что труд «на торфе» юридически не освобождал тех же колхозников от выработки трудодней и сдачи государству продуктов с личного приусадебного участка. Этот труд привлекал сезонников тем, что за него платили реальными деньгами, которые можно было потратить на семью или свои нужды, а также тем, что руководство подобных предприятий не особенно интересовалось их биографией. Лидия Жирнова, работавшая на Забелицком предприятии (с 1943 г. главное в обеспечении отопления Ярославля), вспоминает о том, какие стимулы существовали для интенсификации этого тяжелого труда: «С 4 часов утра до 20 вечера, выполняли по три-четыре нормы. К этому нас не принуждали. А стимул был: дополнительная пайка хлеба да пять метров ткани за выполнение нормы, почти каждый квартал выдавали денежные премии. Зимой торф по узкоколейке возили в корпуса, баню и прачечную. Зимой колею заметало, фуры с торфом сходили с рельс. Поднимали всей бригадой – дух вон»[1063].

Об условиях вербовки, категориях работников и мотивации труда на подобных предприятиях вспоминает Артем Константинович Кресин (1930 г. р.), получивший опыт работы на предприятии «Назия» Кировского района Ленинградской области в 1950-е гг.: «В те послевоенные годы условия для вербовки были почти идеальные. Во-первых, царствовала командная система. Приходила директива в соответствующий райком, далее в сельсовет, строили ровными рядами парней или девушек и отправляли по назначению. Во-вторых, в колхозах люди работали практически бесплатно, а “на торфах” могли заработать хоть какие-то копейки. И в-третьих, вербовка давала шанс убежать из колхоза, получить паспорт и стать полноправным гражданином. Поскольку эта система распространялась на лесозаготовки, шахты и другие организации, где требовалась мужская рабочая сила, на долю торфопредприятий оставались в основном женщины. Как временные работницы, присланные практически по принуждению, женщины эти занимали нижнюю ступень в табели о рангах работников предприятия, и отношение к ним было крайне неуважительным, да и звали их совсем пренебрежительно – “торфушки”. Я не знаком с тогдашними способами вербовки женщин на местах, но думаю, что доброты там было немного. Вербовка проводилась в основном из Орловской, Курской, Тамбовской и Воронежской областей. Первые эшелоны начинали приходить в апреле. Девушки старались держаться стайками по принципу землячества, все для них было новое, непривычное. Многие впервые покинули родную деревню. Но были и такие, которые вербовались уже не первый раз. На лицах большинства – растерянность, страх перед неизвестностью. В центральном поселке они проходили медосмотр, баню. Затем их развозили по рабочим поселкам»[1064].

На 80 % это был ручной труд

На 80 % труд был ручной[1065]. Когда разлитое на полях месиво подсыхало, формовочные тракторы разрезали его на куски, а торфушки начинали укладывать их сначала «змейкой» для дальнейшей просушки, потом «поленницей», потом в 250-метровые штабеля, затем грузили в вагончики узкоколейки. Каждую копейку они откладывали про запас, питались в основном хлебом, рыбой и водой, зачастую столовых не было. Зинаида Глебова, с 16 лет проработавшая на торфянике «Баландино» в 1942–1943 гг., рассказывает о более разнообразном рационе. Она вспоминает, что работали посменно по четыре часа: «Выдавали инструменты: совок, лопату и доску, на которую стелили торф, пока он не высохнет, затем его складывали в штабеля. Кормили нас американской тушенкой, омлетом. За хорошую работу, выполнение нормы присваивали 1-ю категорию на питание и давали по 300 граммов хлеба и бутылочку винца»[1066].

На сушке торфа помогали и школьники, что считалось «общественно полезным трудом». Они работали трактористами, машинистами и помощниками машинистов паровозов, гидромониторщиками, каръерщиками, водопроводчиками, корчевали лес, рыли канавы