Deepfake. Где ты? Проснись! - Андрей Владимирович Курпатов

Да и как иначе? Он ведь в ней один – другие люди для него пока существуют только как функции. Он абсолютно уверен в своей правоте и непогрешимости, а посмотреть на себя и своё поведение со стороны ещё в принципе не может. Любая критика, любое ограничение или хотя бы недостаточное внимание воспринимается им как вопиющая несправедливость. Мир не пляшет под его дудку – какая непочтительность!

Но с другой стороны, ребёнок постоянно сталкивается со своей тотальной зависимостью от взрослых.

Он не может сам удовлетворить большинство своих потребностей, не может контролировать происходящее с ним и вокруг него.

Его зависимость от значимых взрослых – это теперь не только физиологическая потребность, но и потребность в принятии, одобрении, добром отношении, поддержке, безусловности любви. А где найти на это силы родителям, уставшим от бесконечных препирательств своего ещё совсем недавно милого чада?

Поэтому в нас, а все мы через это прошли, разворачивается поистине эпическая драма.

Представьте: вы ощущаете себя самым важным существом во всей вселенной, но при этом вы совершенно беспомощны и зависимы от других людей. Как справиться с этой невыносимой тревогой? Ответ на этот вопрос сформулировала в своё время другой выдающийся психоаналитик – Карен Хорни, автор знаменитого термина «базальная тревога».

Карен Хорни

В своих исследованиях, которые развивались в рамках традиции эго-психологии, Карен Хорни показала, что дети используют типичные защитные стратегии. Их цель – сохранить целостность нарождающегося «я», но это приводит лишь к страданию и неврозам.

Кто-то из детей, согласно Хорни, пытается всеми средствами заслужить одобрение, выглядеть идеальным, послушным: «Если я буду очень-очень хорошим, то, может быть, они наконец увидят, какой я на самом деле замечательный?» Эта стратегия часто превращается в изматывающий перфекционизм, в вечную погоню за недостижимыми стандартами.

Другие дети пойдут по пути сопротивления – через упрямство, активное непослушание, агрессию: «Раз вы не видите, какой я особенный, я заставлю вас это почувствовать!»

Эта линия поведения может закрепиться в виде протеста против любых авторитетов. Уже во взрослом возрасте такие дети испытывают трудности при создании близких отношений, потому что просто боятся зависимости.

Третья стратегия попытки сохранить своё уязвимое «социальное я» – это манипуляции. Такие малыши становятся стратегами, разыгрывающими сложные социальные спектакли: «Если я не могу получить то, что хочу, напрямую, я найду обходной путь!» Именно таким образом закладывается паттерн будущей неискренности в отношениях. Вырастая, такой ребёнок будет манипулировать окружающими не потому, что хочет, а потому, что по-другому просто не умеет.

Наконец, кто-то из детей просто уходит в свой внутренний мир – где можно быть одновременно всемогущим и неуязвимым: «Раз в реальном мире мне не находится достойного места, я создам свой собственный!» Такой ребёнок, став взрослым, часто замыкается в себе и своих фантазиях – по сути, сбегает от других людей, если не физически, то по крайней мере психологически.

Впрочем, и психологи, и психоаналитики, рассматривая подобные «детские конфликты», как правило, упускают существенную деталь. Важно понимать, что то или иное поведение ребёнка является ещё и провоцирующим фактором…

Самооценка

Невротик колеблется в своей самооценке между ощущением величия и ничтожества.

Карен Хорни

Родители просто были вынуждены как-то на эти детские защитные стратегии реагировать. Право, вряд ли они их не замечали, и в большинстве случаев сила действия рождала силу противодействия. Своими реакциями родители демонстрировали ребёнку своё отношение к нему.

Он не понимает, что, когда родитель ругается, ему не нравятся какие-то его действия, а не он сам.

А это «он сам» ребёнка, его «социальное я» – сейчас самое слабое, больное и уязвимое его место.

В большинстве семей возникает своего рода патологическая петля: чувствуя свою уязвимость, ребёнок как-то защищается, а родители злятся. Ребёнок принимает это на свой счёт, ему кажется, что его не принимают, не любят, и усиливает свои психологические защиты.

Ребёнок – страдающий, раздираемый внутренними противоречиями, борьбой между попытками самоутверждения и желанием заслужить любовь – получает в ответ наказания, родительский шантаж, дистанцирование и другие манипуляции под вывеской «воспитание».

И именно эти родительские реакции оказывают наибольшее влияние на формирование нашего «социального я». Ребёнок, не способный оценить подобную психологическую ситуацию хоть сколько-то объективно, просто вынужден смотреть на себя глазами других – значимых для него взрослых.

Да, он внутренне не согласен с их оценками, но куда денешься с подводной лодки? Ты уверен, что ты хороший и заслуживаешь любви. Но нас постоянно убеждали в обратном. На этом противоречии и формировалось наше самовосприятие. Отныне и навсегда это станет нашим внутренним маятником, что толкает нас то в одну, то в другую сторону.

Самооценка – лишь наше собственное отражение в глазах наших родителей, учителей, воспитателей.

Каждый их взгляд, каждое их слово, каждая реакция – всё это кирпичи здания нашего представления о себе.

Тебе говорят, что «ты молодец», и внутри тебя радость от ощущения собственной ценности. Тебе говорят, что ты «позор семьи», и ты чувствуешь гнев, негодование и бессилие. Мало-помалу, вопреки твоему желанию, в тебе зреет чувство глубокой ущербности, уязвимости. И как потом это из себя изжить?

Сама твоя психика оказывается преломляющей призмой, через которую всё воспринимается в соответствующем свете: мир к тебе несправедлив, он опасен, людям нельзя доверять, особенно если они ещё и признаются тебе в любви.

«Ты всё делаешь неправильно!», «Ты как твоя мать/отец!» или что-то попроще – «Почему ты такой тупой?!». Шаг за шагом в нас зреет тотальная неуверенность в себе – изнутри самого себя уязвлённое «социальное я».

В этом ужас и парадоксальность нашего «социального я»: мы смотрим на себя глазами других, оцениваем себя – по их меркам, судим себя их судом, но делаем это сами.

И даже став взрослыми, мы продолжаем нести в себе это извращённое, садомазохистическое восприятие самих себя.

Мы не можем быть уверены в себе, пока не получим одобрения извне. Но никакое внешнее одобрение не способно заполнить нашу внутреннюю пустоту, которая ощущалась нами на момент возникновения в нас этой клетки под названием «социальное я».

Мы можем даже стать успешными взрослыми, но где-то глубоко внутри в нас будет по-прежнему жить тот растерянный ребёнок, что никак не может решить для самого себя – «тварь он дрожащая или право имеет».

Отсюда вся наша неуверенность, которую мы пытаемся скрыть за маской компетентности. Отсюда мучительное стремление получить одобрение других, которое никогда не кажется достаточным. Отсюда страх близости и одновременно отчаянная потребность в ней.

Эти противоречия и образуют наше «социальное я»:

мы учимся носить разные маски, играть разные роли, но внутри продолжаем чувствовать себя самозванцами.

«А вдруг они поймут, что на самом деле я не такой умный/успешный/хороший? А что если я и в самом деле недостаточно умный/успешный/хороший?» Страх этого воображаемого разоблачения преследует человека, пока им правит его «социальное я».

С годами мы учимся, как нам кажется, всё лучше понимать других людей. Мы принимаем свои фантазии об их «внутренним мире» за правду, что делает нашу жизнь и вовсе невыносимой. Мы постоянно пытаемся предугадать, что другие люди думают о нас, как они к нам относятся, пытаемся заглянуть в их мысли.

Но внутренний мир других скрыт от нас непроглядной стеной: никто не может залезть нам в голову, и мы не можем попасть в чужую.

А поэтому всё, что кажется нам «внутренним миром другого человека», на самом деле лишь образ в нашей голове. Очередная галлюцинация нашего мозга.

Мы не осознаём этого. Мы уверены, что способны понять других людей и даже знаем, что они о нас думают. Что именно? Ну, осталось вспомнить, какая галлюцинация создаёт эту