Запах неотправленных писем. Пробуждение - Ляля Прах

– Бэтти, Скритчер! – Фрэнсис предприняла еще одну попытку.

Ничего. Дом никогда прежде не был так тих. Фрэнсис добралась до телефона. В то время телефон в доме все еще был редкостью, позволить его себе могли лишь состоятельные семьи. Скритчер установил аппарат лишь для того, чтобы не утруждать матушку ежедневными походами к нему в дом. Однако знать, как дела у сына, она хотела каждый день, ведь, по ее словам, в этом и заключался «священный материнский долг». Возможно даже, она удивилась бы, если бы кто-то ей сказал, что такое поведение – не более чем властный контроль. Фрэнсис сняла трубку и попросила оператора соединить ее с домом Стеллы.

– Соединяю, – послышалось в ответ, и снова повисла тишина, казалось, длившаяся вечность.

В душе у нее все еще теплилась надежда на то, что Бэтти просто заигралась и уснула, а ее не стали будить и уложили на ночь в том доме, или, быть может, решили дать Фрэнсис хорошо отдохнуть, чтобы та пришла в себя и у нее появились ресурсы на искреннюю улыбку для дочери, а не ту жалкую вымученную пародию, которую только и могла подарить изможденная девушка в последние дни. Но в голове бил неумолчный набат, возвещающий о беде: случилось непоправимое, случилось непоправимое, случилось…

Наконец в трубке послышался голос. То, что услышала Фрэнсис, лишило ее оставшихся сил.

– Бэтти… – последнее, что она прошептала перед тем, как потерять сознание.

Все, чего теперь Фрэнсис хотела – смотреть на белые стены палаты, не моргая, до тех пор, пока они не превратятся в черную бесконечность. Ее девочки больше нет. Ей все же ввели эту вакцину, на которой настаивала старая грымза, а уже к вечеру малышка перестала дышать.

Убийцы… Вот для чего они забрали Бэтти от нее. Дело совершенно не в цвете лица, все было спланировано заранее. Убийство, за которое никого даже не станут судить. Нет такой статьи. Отец дал свое разрешение, а значит, все было законно. Отец… Да какой он отец! Чужой мужчина, взявший себе растерянную девушку как трофей, который при иных обстоятельствах никогда не смог бы себе позволить. Прыщавый глуповатый однокурсник, тайно воздыхавший о красавице Фрэнсис – в свое время она ему отказала в танце на школьном балу… Он получил мнимую власть над ней и отомстил за свое прилюдное унижение, превратив ее жизнь в серый пепел.

Скритчер! Сволочь, тварь бездушная! Ненавижу!

Если у Фрэнсис еще и оставались какие-то чувства внутри, то это была она – ненависть. Как смеют они называть себя людьми?! Нелюди, лишенные всего человеческого! Разве может настоящий человек, сказать то, что случайно услышала она сразу после похорон: «По крайней мере в нашем роду теперь не будет плебеев. Скоро у тебя появится родной ребенок от Фрэнсис, а в этой Бэтти текла чужая и отнюдь не голубая кровь».

Дальше девушка слушать не стала. Она поднялась в опустевшую спальню и быстро собрала все необходимое: документы, немного денег, которые скопила еще в студенческие годы, помогая с курсовыми менее усердным студентам колледжа, кое-какие украшения, преподнесенные отцом на свадьбу, усыпанный маленькими бриллиантами изящный кулон из белого золота – подарок Колина на восемнадцатилетие и потрепанного плюшевого мишку, того самого, с которым засыпала Бэтти… Фрэнсис на мгновение замерла. Бэтти любила его. Кормила, лечила, носила гулять и показывала ему маленьким пальчиком на большой новый мир. Мир, который ей так и не суждено было познать.

Уже подходя к дверям комнаты, в которую она больше никогда не вернется, Фрэнсис заметила на консоли альбом. Черно-белые фото, а на них улыбается еще живая малышка Бэтти.

И Фрэнсис все-таки заплакала.

Слезы текли по исхудавшим щекам, застилали глаза, солью попадали на обветренные губы… Но медлить было нельзя. В любой момент в дом мог зайти Скритчер и снова избить ее, как в прошлый раз, когда, совершенно устав от издевательств, она уже пыталась уйти от него год назад.

Тогда она объяснила всем, что упала с лестницы. Впрочем, даже скажи она правду, это еще нужно было доказать. Главным доказательством для судей в их городке по-прежнему являлись деньги, аккуратно уложенные толстой пачкой в белый конверт, а их у Фрэнсис почти не осталось. Родительское приданое изъяла Стелла под предлогом того, что молодые не сумеют правильно распорядиться хорошей суммой и этот вопрос стоит доверить ей, более опытной и умудренной. Денег этих Фрэнсис больше ни разу не увидела. Скритчер же выделял ей только на самое основное и строго под отчетность. Позже он снова поднял на нее руку, невзирая на то что Фрэнсис в тот момент уже была беременна. Правду говорят: мужчину, ударившего однажды, больше не остановить.

Девушка наспех кинула фотоальбом в сумку поверх остального и выглянула в коридор – никого не видно и не слышно. Аккуратно прикрыв за собой дверь и ступая как можно более бесшумно, она прошла к черному ходу, пробралась сквозь заросли на заднем дворе и через маленькую калитку в глубине старого сада выпорхнула на волю… так навсегда и оставшись узницей страшных воспоминаний этих жестоких дней.

Фрэнсис вернулась в родительский дом. Она была настроена решительно, ей уже нечего было терять. Когда однажды мать сказала, что пора заканчивать это дешевое представление и нужно возвращаться к мужу – который убил Бэтти и своими издевательствами пытался отправить на тот свет саму Фрэнсис, – ведь все же он отец их будущего ребенка, девушка ответила, что, если эта тема всплывет еще хоть раз, она вонзит нож себе в живот и вспорет его, как заправский самурай. Мать поджала губы и ничего не ответила, но в тот же вечер ее стараниями Фрэнсис определили в отдельную палату клиники неврозов.

Сейчас она лежала, отвернувшись лицом к стене, а воспоминания ярким диафильмом проплывали перед глазами. Ее здесь почти не лечили, так как она была беременна. Только давали какие-то травяные успокаивающие настои, отчего ей все время хотелось спать, да прописывали ванны с морской солью и хвойным бальзамом, который окрашивал воду в темно-зеленый и наполнял воздух запахом Рождества. Токсикоз перестал мучить Фрэнсис, и часто она даже не вспоминала, что внутри нее зреет новая маленькая жизнь.

Роды начались внезапно, раньше положенного срока. Не критично, но пришлось еще на месяц остаться в больнице, чтобы новорожденная девочка немного окрепла, набралась сил и продолжила свой жизненный путь без специальных препаратов и аппаратов. Молоко в груди за