Запах неотправленных писем. Пробуждение - Ляля Прах

но уже во вторник никак не могла отказать себе в шоколадном торте или банке мороженого. Каждый раз она была уверена, что попробует всего один кусочек или маленькую ложечку – а приходила в себя только когда доедала последнее. Тогда она испытывала досаду, однако срывала ее не на себе, а всегда на Анне, тут же найдя, к чему придраться. Фрэнсис понимала, что происходит, но остановиться уже не могла. Со временем она даже перестала пытаться начать что-либо с понедельника. Ее слово для нее самой больше ничего не значило. И ей становилось все более безразлично то, как она выглядит. Внутри словно была огромная бездонная дыра, пустота, которую Фрэнсис все пыталась и пыталась заполнить едой, килограммами еды, однако никогда не чувствовала себя достаточно наполненной.

Как-то раз, много лет назад, ей на глаза попалась передовая статья медицинского еженедельника, где она не без интереса прочитала о связи между ожирением, болезнями и травмами детства. «Представьте внутри человека сосуд, – рассказывал автор, – который в течение всей жизни наполняется пережитыми негативными и стрессовыми ситуациями. И когда он становится полон до краев, так что из него уже выливается, начинают проявляться различные заболевания, в том числе ожирение и, конечно же, депрессия». Фрэнсис стало любопытно, и она продолжила листать журнал. Дальше говорилось о том, что ребенок, которого в детстве унижали и оскорбляли, который был свидетелем насилия морального и физического или сам оказывался жертвой, во взрослую жизнь вступает с уже наполовину заполненным сосудом, потому и вероятность заболеть у него возрастает в разы. Выяснилось даже, что мозг детей из неблагополучных семей меньше по размеру, чем мозг детей из семей счастливых. Получается, что пережитые эмоции влияют на физическое развитие, и все это вместе определяет сценарий судьбы.

Тогда девушка не поверила до конца. Из десяти примеров детских травм, которые приводились в исследовательском тесте статьи, она могла насчитать у себя штук семь, и по результатам это означало, что без терапии Фрэнсис была практически обречена. Но вот же она, сидит в кабинете мистера Беркинса, читает от скуки эту статью, пока ждет своего любимого Колина, молодая и счастливая. Значит, или статья лжет, или Фрэнсис – пресловутое исключение из правила.

Но оказалось, что все правда. Просто болезни умеют ждать.

«Милый, я предала тебя, но не нашу любовь. И пусть у меня ребенок от другого мужчины, знай, что это – всего лишь плод нелюбви». – Фрэнсис все чаще мысленно общалась с умершими: Колином, Бэтти и даже со своей матерью, которой только теперь, когда она была мертва, могла спокойно рассказать о своих чувствах.

День за днем она прокручивала в голове, как фрагменты немого кино, то утро, когда хоронили дочь. Маленький гробик, вокруг свежие цветы, а внутри в белом платьице лежит ее малышка Бэтти, словно удивительная восковая кукла: она похожа и не похожа на себя. И все же когда Фрэнсис подходит ее поцеловать, чтобы проститься уже навсегда, она надеется, что большие голубые глаза сейчас откроются, а холодная кожа вновь станет теплой и нежной, что Бэтти протянет к ней ручки, зевнет и жизнерадостно скажет: «Мамочка, как же долго я спала. Пойдем гулять!» Но крышка гроба опускается, и вот уже Фрэнсис кидает на нее первую горсть черной сырой земли. А внутри у нее такая же черная ненависть к этому несправедливому миру, этим проклятым людям и самое главное – к себе самой. Никто этого не увидел, но в тот день Фрэнсис вместе с дочерью похоронила и прежнюю себя.

И даже если бы кто-то помог ей осознать, что она не виновата в случившемся, что есть вещи, предначертанные судьбой, и дух ребенка сам выбрал такой короткий жизненный путь, чтобы решить в этом воплощении свои особые задачи (пусть бы Фрэнсис не отпустила тогда Бэтти с этими бездушными тварями, за что бесконечно проклинала себя, дух малышки так или иначе нашел бы способ вскоре покинуть тело), принятие всех этих знаний не сделало бы ее боль ни на унцию слабее. Спросите любую мать, потерявшую ребенка, и она ответит вам, что ничего уже не будет как раньше; некогда целостная и счастливая, она теперь наполнена горем и страхами. Расскажет – если вообще сможет что-то сказать, – как душа сочится горькими слезами и оттого порой начинает грубеть, а слово «никогда» обретает ясный смысл. Никогда больше мать не услышит такой родной голос, никогда не услышит и смех. Никогда уже рождение и долгая жизнь не будут восприниматься как нечто само собой разумеющееся, никогда другие дети не заменят того ребенка, чья хрупкая жизнь неожиданно оборвалась.

А еще никто и никогда не поймет ее чувств.

* * *

Анна, бывшая все детство хрупкой и маленькой девочкой, неожиданно подростком вытянулась и окрепла, ее груди налились, а соски призывно выглядывали из-под тонкой ткани школьной рубашки. От прежней Анны остались только толстые косы и привычка замирать на месте, улетая в свои бесконечные мысли. Фрэнсис безумно раздражали эти ее замирания, со стороны в такие моменты дочь выглядела словно статуя, застывшая на месте. Но все же мать отдавала должное красоте девочки – этой статуей можно было залюбоваться. Фрэнсис не конкурировала с ней за молодость и красоту, как делала когда-то ее собственная мать. Она давно уже смирилась с женским одиночеством, выбрав для себя в компаньоны еду. А потому Анна всегда была красиво и стильно одета, уши каждый раз украшали новые серьги, на запястье красовались элегантные дорогие часы, а на губах мерцал легкий перламутровый блеск. Хоть это и не делало ее ни на унцию счастливей: вечными придирками Франсис нивелировала свои старания, сводя их в итоге на нет. Сложно быть благодарным тому, кто сначала делает добро, а потом им же жестоко попрекает.

Совершенно неудивительно, что эта девочка, часто мечтавшая о том, как прекрасный принц спасет ее, вырвав из злобных рук матери, при первой же возможности сбежала в скоропостижный брак и довольно быстро родила сына.

К ребенку она оказалась совершенно не готова, в отличие, как ей думалось, от ее супруга Уолша, который был на целых двадцать лет старше. Через месяц после свадьбы он торжественно встал на колени и попросил ее родить ему сына или дочь, а она испугалась. Анна сама была еще ребенком и, как это часто случается, инстинктивно искала в муже отца, которого у нее никогда не было. Однако просьба Уолша, преподнесенная в такой форме, показалась ей – лишенной жизненного и любовного опыта – весьма романтичной, и она, переступив через