Гитлер и европейские элиты. Правящий класс Европы на службе Третьего Рейха - Андрей Игоревич Изюмов

сейма по иностранным делам выступил с докладом. Сближение с Германией министр охарактеризовал как крупнейший факт в деле создания мира в Европе. Бек высказался о ненормальности польско-литовских отношений. Чехословакию полковник обвинил в преследовании польского меньшинства. Из доклада министра иностранных дел выходило, что политика Польши – это следование примеру Германии и использование тех же аргументов, что и у рейха. Варшава охотно сближается с Венгрией и готова к созданию германо-польско-венгерского блока. Польша – это великая держава, отсюда строится её внешняя политика[190].

Гитлер поначалу выстраивал планы образования «фашистского блока из Германии, Италии и Польши»[191]. При проекте создания Восточного пакта польское руководство стремилось объединить в нём всех западных соседей СССР от Финляндии до Турции и придать пакту исключительно антисоветский характер[192]. Морская и колониальная лига Польши требовала от правительства развития мощного военного и торгового флота. Польша обязана получить и обладать колониями[193]. Бек стремился исполнять функции посредника между Гитлером и западными державами. В Сейме министр высказывался о якобы недружелюбной политике Праги в отношении польского и немецкого меньшинства[194]. Бек не питал к Франции дружеских чувств. Его симпатии склонялись в сторону Берлина. Париж же с особой предупредительностью относился к польскому министру и даже заискивал перед ним[195].

Политические эксперты Европы не могли понять, какой могла быть база для тесного политического сотрудничества между Берлином и Варшавой. Ведь ни исторические, ни различные национальные традиции, и тем более территориальные претензии Германии, продолжавшей считать свою восточную границу окончательно не установленной, не могли быть такой основой! В ноябре 1937 года Геринг уверил посетившего Берлин вице-министра иностранных дел Польши Шембека, что Германия заинтересована в сильной и влиятельной Польше, которая вправе иметь выход к Черному морю[196]. Польский речной военный флот на реке Припять – притоке Днепра, насчитывал 51 военный корабль и свыше 113 вспомогательных боевых судов. Главный штаб, проводя военные игры, нацеливал Пинскую речную армаду на Киев с последующим её выходом в низовья Днепра и север Черного моря[197]. Военное руководство публично декларировало, что польская армия в 1938 году являлась современной во всех смыслах этого слова.

В 1938 году между Польшей и Германией велись переговоры по согласованию военных действий против Чехословакии и совместной оккупации Литвы. По плану, напав на СССР, Германия в своём тылу позволяла бы Польше оккупировать всю Словакию, кроме Тешина[198]. Гитлеровская дипломатия с помощью польской правящей элиты подготавливала агрессию в Европе и уничтожение Польши руками самих польских правителей[199].

В марте 1938 года Варшава предложила литовскому руководству объединить в одно государство Литву и Польшу. При обсуждении польских предложений литовские правящие круги опасались протеста народных масс, которые со дня образования самостоятельного Литовского государства воспитывались в духе ненависти к полякам из-за захвата ими Вильнюса. Руководство Литвы также предполагало, что объединение с Польшей приведет к гибели лучшей части литовского народа, что лишило бы литовцев возможности в будущем вести борьбу за независимость. Поэтому польским предложениям последовал отказ Каунаса[200]. На литовской границе была сосредоточена 5-тысячная польская армия. Польская провокация с Литвой была организована по указанию Берлина, чтобы отвлечь внимание от подготовлявшегося захвата Чехословакии[201].

Литва никогда не признавала решения «Конференции Послов», «присудившей» Вильнюс полякам[202]. Литовское правительство в Каунасе требовало вмешательства Лиги Наций в польско-литовский спор о принадлежности Вильнюса, оккупированного Польшей в апреле 1919 года[203]. Вступая в сговор с Германией, польская государственная верхушка рассчитывала, что ей удастся создать гарантии в противовес немецкой потенциальной угрозе. Приоритетное место в этих планах занимали следующие проекты: усиление Польши за счет присоединения к ней Литвы и части Чехословакии; создание под эгидой Варшавы блока стран, включавшего прибалтийские государства, а также Румынию, Венгрию с опорой на фашистскую Италию[204]. Польское правительство поддержало захват Италией Абиссинии[205]. Между польским правительством и правящими кругами фашистской Италии был заключен договор на двадцать лет, на основании которого Варшава получила в 1924 году заем в сумме 400 миллионов итальянских лир[206]. В Варшаве и особенно в западных воеводствах с приходом Гитлера к власти возникли польские национал-социалистические организации. Эти объединения копировали гитлеровских штурмовиков и призывали к созданию великой национал-социалистической Польши, которой были тесны границы Версаля. Особенно выделялся «Национально-радикальный лагерь», деятели которого предлагали создание единой польской партии гитлеровского образца. Польские фашисты в тридцатые годы стали мощной антидемократической силой[207]. Решительная ориентация польских правящих кругов на союз с Гитлером наглядно проявлялась в их позиции, отвергавшей создание системы коллективной безопасности среди восточноевропейских стран. Варшава саботировала все проекты коллективной безопасности, направленные против Германии, тем самым выступая в роли защитницы внешней политики Гитлера. Не особенно стесняясь, польские верхи декларировали самые безумные планы завоевательных походов против Советского Союза, Литвы, Латвии и Чехословакии. Союзниками Польши должны были выступить Германия и Япония. В межвоенной Европе Польша имела высокомерные устремления и непомерные амбиции. Она буквально захлебывалась ролью «великой державы». Её правители вели в Европе политику антиверсальского фронта. Страна с азартом подключалась к немецко-итальянскому дуэту, активно исполняя обязанности союзника гитлеровской Германии[208].

Гитлер предполагал использовать Польшу как плацдарм, а польский народ как пушечное мясо, двинув её военную машину в авангардные бои с СССР, в которых поляки неизбежно были бы обескровлены. Польшу направляло на этот же путь её правительство, связывавшее свою судьбу с Гитлером, который толкал поляков на путь опаснейших авантюр. Варшава и гитлеровский Берлин планировали разделить между собой даже Прибалтийские страны[209]. До конца 1938-го польские военные разрабатывали стратегические планы только против СССР[210]. Польская внешняя политика лила воду на политическую мельницу рейха, тем самым буквально блокировала другим государствам возможность организации отпора Германии в её реваншистских устремлениях[211]. Историческое наследие Речи Посполитой в далеком прошлом, государство «от моря до моря»[212], воинственные традиции польского правящего класса обусловили в политике межвоенного периода преобладание идеологии расширения границ новоиспеченной Польши, особенно на востоке и юге страны. Непомерная кичливость, имперская жадность получить многое минимальными усилиями доминировали в польском государственном управлении. Польша рассматривала себя в качестве союзника немецкого фашизма. Она изо всех сил старалась вписаться в европейскую фашистскую империю, которую с середины 30-х годов выстраивал германский канцлер[213]. После ухода Германии из Лиги Наций польские представители по собственной инициативе отстаивали там интересы рейха. С трибуны Лиги Наций польские дипломаты оправдывали нарушения Германией статей Версальского мира. Поляки полагали, что если нацисты пойдут войной на СССР,