Война за независимость Чили - Андрей Аркадьевич Щелчков

Это распоряжение хунты застало Карраско врасплох, он был растерян, и не знал, как реагировать на такое развитие событий. Он три месяца не давал никаких указаний по поводу выборов, за что получал нарекания и от такого консервативного органа власти, как Аудиенсия. Карраско не знал, как поступить, ибо все это было очень необычно[108]. В конце концов, дело было поручено Аудиенсии. В относительно небольшом по размеру Королевстве Чили право участия в выборах получили 16 городов. Для сравнения: его имели только 17 городов в Перу и 12 в Рио-де-Ла-Плате[109]. В сентябре 1809 г. был разработан регламент выборов депутата от Чили в Центральную хунту. Его долго изучали во всех кабильдо чилийских городов и в округах, и только с ноября 1809 г. стали исполнять. До февраля 1810 г. выборы прошли во всех кабильдо Чили за исключением Сантьяго, где они так и не были проведены, а там и Центральная хунта прекратила свое существование.

Власть Карраско уже не была столь незыблемой и безусловной, как у его предшественников. Кроме того, всё более усугублялся его конфликт с кабильдо и с креольской верхушкой. Большую роль в дискредитации Карраско сыграло дело английского фрегата «Скорпион», ставшее прологом падения губернатора. В июле 1808 г. было захвачено английское судно «Скорпион» с большим грузом контрабанды. Англия в тот момент (в Чили еще не знали о событиях марта — мая в Испании) находилась в состоянии войны с Испанией, являвшейся союзницей Франции. Таким образом, корабль являлся не только контрабандным, но и вражеским. Во время захвата корабля 8 моряков были убиты и многие ранены, а товар на сумму 600 тысяч песо конфискован и поделен между участниками нападения. Карраско санкционировал данную акцию.

Сразу же после этого возникли серьезные юридические проблемы, так как оказалось, что Англия из враждебной страны давно стала союзнической, а значит, товар был не военным трофеем, а простой контрабандой, то есть подлежал изъятию в пользу испанской короны. Ситуация осложнялась заведомо незаконным распоряжением самого губернатора разделить добычу вопреки мнению администратора таможни. В обществе сразу осудили действия Карраско. Советник губернатора Росас начал расследование, но все свидетельствовало о личной заинтересованности Карраско. В результате Росас был отстранен от должности[110].

Карраско пытался заглушить протесты и направил в Испанию отчет со своей версией случившегося. По его докладу правительство в августе 1809 г. оправдало его действия. Однако в Чили знали правду, Карраско был полностью дискредитирован, всех замешанных в этом деле стали называть «скорпионисты», что стало синонимом бандитской клики у власти[111]. Впоследствии английское правительство выступило с протестом, и дело приняло иной оборот. В марте 1811 г., когда Чили уже порвала отношения с Испанией, Регентство приказало арестовать Карраско, а имущество «скорпионистов» вернуть в казну. Но было уже поздно.

Значение дела «Скорпиона» велико. Оно знаменовало собой деградацию колониальных властей, их беззаконность и безнаказанность, что в сочетании с крахом испанской монархии под ударом Наполеона довершило картину кризиса и развала всей системы верховной власти и в метрополии, и в колонии. Уже после отстранения Карраско от власти это дело занимало больше половины пунктов обвинения против губернатора, которые кабильдо отправило в Испанию 7 августа 1810 г.[112] Креольская элита отвернулась от Карраско, что предрешило его судьбу, а затем и судьбу испанского правления в Чили.

Обстоятельства безвластия в Испании оживили дискуссии на темы народного суверенитета, верности короне, принадлежности Чили Испании или кастильской короне. Война в Испании и поднимавшаяся там антиабсолютистская революция стала тем катализатором, который ускорил осознание чилийцами своей идентичности, дал толчок обсуждению в обществе острых вопросов политического устройства. Призыв к свободе пришел из Испании. Одновременно с новостями о пленении королевской семьи и о французском вторжении появилась прокламация, подписанная алькальдом небольшого городка Мостоле под Мадридом. Документ этот ходил по рукам, вызывая восторженную реакцию. Манифест из Мостоле являлся ярким, недвусмысленным призывом к свободе, к разрушению старого режима. Сразу же возвысили свои голоса критики колониального режима и защитники патриотически понимаемых интересов именно Чили, а не всей империи.

Креольская оппозиция резко усилилась после известий о кризисе в Испании. Очень быстро сформировались две противостоящие партии: происпанская, которую вскоре стали называть «сарацинами», и креольская, патриотическая. Эти партии по-разному оценивали события в метрополии. И та, и другая состояла из креолов, чилийцев.

«Сарацины» требовали слепого повиновения властям метрополии. Патриоты же обрушились с критикой на европейских испанцев, которых обвиняли в неверности королю Фердинанду VII. Они говорили, что не только многие испанцы склонили головы перед узурпаторами французами, но и высшие власти Испании перешли на сторону врага: даже Кастильский совет, высший орган государства после короля, принял решения незаконных, «офранцуженных» кортесов в Байоне, созванных Наполеоном. Креолы заявляли, что опасаются передачи Америки французам[113]. Одновременно многие говорили об ущербной легитимности Севильской хунты, и главное — о её сомнительном праве представлять американские владениями короны и управлять ими.

В 1809 г. в Сантьяго появился один из главных участников восстания в Чукисаке в мае того же года. Хайме Суданьес, сыгравший большую роль в борьбе за независимость Чили. Он немало способствовал привнесению в общественную дискуссию темы незаконности создания Центральной, а затем и Севильской Хунты, Регентского совета, оспаривал у них право на суверенитет колоний. Именно эта полемика лежала в основе восстания в Чаркас в мае 1809 г.[114] Суданьес приобрел большое влияние среди патриотически настроенных креолов. Он всегда находился в тени более известных местных лидеров, но его порой решающая роль в определении позиций патриотов была неоспорима.

Патриотическая партия состояла не только из «просвещенных» креолов, интеллектуалов, поклонников передовых идей. Таких было ничтожное меньшинство. Местная элита была очень обеспокоена событиями в метрополии, а главное — очевидной неспособностью Испании поддерживать социальный порядок и классовый мир в колониях. Для них также стало ясно, что метрополия не в состоянии гарантировать местной верхушке экономическое процветание. Эти обстоятельства заставляли креолов думать о самостоятельном решении задач социальной стабильности и о поиске новых способов сохранения экономического благополучия.

Редутом патриотической партии было кабильдо Сантьяго. Сразу после вступления в должность Карраско кабильдо попросило его разрешить увеличить число членов совета на 12 человек. Объяснялось это необходимостью во время войны решать большое количество вопросов, в том числе и срочных финансовых, а многие рехидоры (члены кабильдо) часто отсутствовали, занимаясь хозяйственными делами в своих поместьях[115]. Одним словом, причины казались вполне банальными. Кабильдо соглашалось на новые налоги, но при этом