Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

[ГАНО. Ф. П. 11796. Оп. 2. Д. 415. Л. 2]

Праздники не были для Брежнева просто рутиной. 30 марта 1973 г. он с неподдельным возмущением критиковал нерасторопность подчиненных, вынудивших его «уйти в такой торжественный день, как 8 марта [на работу], сидеть до 12 часов ночи, разбираться с товарищами, ставить вопрос на Политбюро и т. д.»[1224]. Нередко Брежнев пытался привнести в праздничный ритуал что-то свое. Так, 30 марта 1974 г. он обратился к М.А. Суслову с предложением «подумать над тем, чтобы 1 мая с трибуны Мавзолея не делать выступления (моего или других товарищей), а поступить так: в момент открытия демонстрации диктор (возможно Левитан или кто другой) от имени Центрального комитета партии, Президиума Верховного Совета и Совета министров СССР зачитает первомайское поздравление к трудящимся нашей Родины, после окончания чтения начать демонстрацию»[1225]. «Дневники» генсека пестрят короткими замечаниями о праздниках и юбилейных торжествах. В октябре 1974 г. он записал: «Посоветоваться в ПБ о празднования 30-летия Победы над фашизмом. Как отметить 20-летие Варшавского договора», а 4 февраля 1982 г. отметил: «Провел Политбюро. Переговорил с т. Щербицким о 1500-тии г. Киева (кое-что сократит)»[1226].

К концу 1970-х гг. Брежнев уже с большим трудом выдерживал многочасовое пребывание на трибуне Мавзолея: колоннам демонстрантов стали «отрезать хвосты», чтобы снизить число участников праздничного мероприятия на Красной площади и ускорить время начала банкета[1227]. 7 ноября 1979 г. в рабочем блокноте Брежнева сделана запись: «Участие на параде – Красная площадь. В 2 часа прием в честь участ[ников] парада. Мой тост – поздравление»[1228].

Состав главных участников праздничных мероприятий, согласно партийной иерархии, был постоянным: на трибуне рядом с генсеком стояли члены Политбюро, за ними – кандидаты в члены Политбюро, дальше – секретари ЦК КПСС, и еще дальше – военачальники[1229]. Возможность изменения строго установленного порядка вызывала сомнения. Так, в конце октября 1977 г. Брежнев мучился вопросом, «можно ли пустить на трибуну – в день парада 7-го [ноября]» президента Финляндии Урхо Кекконена?[1230]

Л.И. Брежнев и президент Финляндии Урхо Калева Кекконен

Хельсинки, сентябрь 1961

Фотограф В. Егоров

[РГАКФД]

Официальные визиты, съезды и совещания

Еще одной важной составляющей советской ритуальности при Брежневе стали частые официальные посещения первым лицом государства республик и городов. Визит первого лица обходился дорого и материально, и морально. Так, на подготовку посещения Брежневым Новороссийска в мае 1974 г. различными организациями было отпущено около миллиона рублей, а жители «несколько месяцев находились в состоянии активного напряжения и ожидания <…> приезда»[1231]. В отличие от Хрущева, так же много и охотно ездившего по стране, Брежнев привнес в эту практику определенную плановость и регулярность. Так, только в январе 1967 г. он выступил с докладом перед партийными активами в Донецке, Жданове, Горьком и Минске. В марте 1974 г., после 10-дневного пребывания в больнице, Брежнев посетил Пицунду, Сочи, Адлер, Сухуми, Алма-Ату. В то же время он довольно болезненно воспринимал поездки по стране своих близких соратников – членов Политбюро, особенно председателя Совмина СССР А.Н. Косыгина. На одном из заседаний Политбюро генсек выступил с инициативой «ограничить» возможность их «свободного передвижения», предложив следующее: «Товарищи, нам надо порядок навести. Надо, чтобы Бюро знало, кто куда едет. Чтоб было решение Бюро. И предупреждать, что он там будет делать»[1232]. Несмотря на ряд возражений со стороны членов Политбюро, это предложение было принято.

Важное место в советской ритуальности отводилось действам с участием партийно-государственных элит: съездам, конференциям, пленумам и совещаниям различного рода. Обязательным атрибутом проведения подобных мероприятий «на высшем уровне» были выступления генерального секретаря ЦК КПСС. После октября 1964 г. Брежнев не собирался ни с кем делиться этой прерогативой. Уже в преддверии подготовки ХХIII съезда КПСС Брежнев предложил членам Президиума ЦК КПСС: «Я выступаю с докладом, вы все его читали, это наш общий отчет перед партией. Поэтому не надо вам выступать. Вот товарищ Косыгин может выступить о пятилетке, остальным не надо»[1233]. К началу подготовки основного доклада для XXIV съезда КПСС эта «просьба» превратилась в непререкаемое правило [1234].

В «дневнике» Брежнева за 1972 г. содержится весьма примечательная запись. 13 октября генсек лег на операцию, которую откладывал несколько месяцев, в том числе и из-за продолжительной поездки по Сибири и Казахстану, осуществленной в конце августа – начале сентября 1972 г. На следующий день операцию сделали, и последовали «10 мучительных дней без живой связи с товарищами: (хуже операции) облегчением была связь через прикрепленных. Очень поддерживали меня – приветы и пожелания товарищей, которые я получал по тому же каналу»[1235].

«10 мучительных дней без живой связи с товарищами: (хуже операции)…» Записи Л.И. Брежнева

14 октября 1972

[РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 983. Л. 39]

Если верить в искренность этих строк, а оснований полагать, что Брежнев писал их «для публики» нет, то генсек действительно не мыслил себя вне партийной и государственной жизни.

Надо отдать ему должное – он добросовестно выполнял свои далеко не легкие «ритуальные» функции не только тогда, когда они доставляли ему удовольствие, но и тогда, когда прогрессирующая немощь делала их отправление все более мучительным, при этом он проявлял немалое мужество. Д.А. Кунаев так вспоминал о последнем визите Брежнева в Казахстан: «Последний раз Брежнев приезжал в Алма-Ату в 1980 году на празднование 60-летия КазССР. Он вручил республике орден Ленина. Был он, конечно, не столь бодр и энергичен. Сказывались годы, болезнь. Но намеченная программа его пребывания была выполнена полностью: от возложения цветов к памятнику Ленину и к мемориалу Славы до посещения объектов промышленности, строительства, быта. Брежнев провел совещание в ЦК КПК. Вечером смотрел документальные работы студии “Казахфильм”»[1236].

Наиболее известный эпизод такого рода связан с посещением авиационного завода в Ташкенте 23 марта 1982 г., когда на Брежнева и первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Ш.Р. Рашидова, а также на сопровождавших рухнули строительные леса сборочного цеха, не выдержавшие тяжести забравшихся на них рабочих. Пострадали несколько человек, в том числе и 76-летний Брежнев, у которого, кроме ссадин, оказалась сломана ключица. На следующий день намечалось его выступление на торжественном заседании ЦК компартии и Верховного Совета Узбекской ССР. Врачи настаивали на возвращении в Москву, тем более что состояние здоровья генерального секретаря ухудшилось. Однако Брежнев, по свидетельству заместителя начальника его охраны В.Т. Медведева, ответил, что «чувствует себя вполне прилично, а возвращение домой вызовет в народе массу ненужных кривотолков»[1237].