История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

земледелие, то, когда они получат поместья — икта, они достигнут своей цели и казне не нужно будет каждый год тратить на их дела и будет добывать из неё средства для жизни. Когда мы войску предназначим области, а также предназначим область для содержания необходимых ямов, для прокорма царевичей и хатун и на другое необходимое содержание, то у нас будет меньше расходов, людей требующих и просящих станет немного и в тех нескольких местах, которые не являются местом прохождения и пребывания войск и останутся на наши личные расходы, без труда можно наладить строгий порядок»[513]. Разделение территории государства на условные владения «тысяч» неизбежно вело к его децентрализации.

Прежняя система концентрации власти в руках государства теряла свой смысл. Теперь «тысячи» армии, расквартированные по соседству с оседлыми территориями, становились самодостаточными в экономическом отношении. Причём возможности хана по их использованию в военных целях также становились весьма ограниченными. «Он (Газан-хан. — Прим. авт.) сделал так, что войску одной стороны не приходится ходить на помощь на другую сторону»[514]. Следовательно, вопрос о переходе экономической самостоятельности в политическую был только вопросом времени. Равно как вопросом времени было восстановление на базе самостоятельных армейских «тысяч» на качественно новой основе прежней, более привычной для кочевников племенной системы организации.

Новые племена носили преимущественно монгольские названия, хотя использовали в общении тюркский язык. Они явились результатом эволюции «тысяч» монгольской армии. Выше указывалось, что монгольские названия «тысяч», а затем племён, скорее всего, были связаны с тем, к какому из тех или иных племён Монголии XIII века принадлежал командный состав армии. При том, что сами тысячи формировались из самых разных людей, среди которых доминировали выходцы из прежних тюркских племён, старые организационные структуры которых были разрушены во время монгольского завоевания.

Впоследствии, в момент кризиса монгольской государственности в Иране, политическая власть на местах перешла как раз к новым племенам, образовавшимся на месте прежних монгольских «тысяч». После смерти Абу-Саида, который был ханом после Газана (1316–1335), страна раскололась на владения крупных племён. Азербайджан оказался под властью семьи Чобанидов, выходцев из племени сулдуз, Ирак стал владением династии Джелаиридов из монгольского племени джелаир, в Хорасане обосновалась фамилия Курбани из племени ойрат[515]. Характерно, что аналогичная ситуация складывалась и в соседней с Ираном Средней Азии. Однако интересно, что эволюционизировавшие из монгольских «тысяч» новые племена Ирана не образовали надплеменной общности, вроде тех, что сформировались в Мавераннахре под названием чагатаи, в Семиречье — моголы или в Центральном Афганистане — никудерейцы.

Иранские сулдузы, джалаиры, ойраты и другие не смогли сохранить свою племенную идентичность и в конечном итоге растворились в иранской политической традиции. Возможно, дело в том, что эти племена в конкретных условиях Ирана не смогли сохранить организационные особенности. Элита племён была слишком интегрирована в мусульманскую систему управления и для неё было очень непросто сохранить влияние своего племени как изолированного военного сословия. Политическая система мусульманской государственности в итоге фактически отторгла привнесённую извне монгольскую традицию. Сохранившие кочевой образ жизни бывшие члены привилегированного сословия — монгольских «тысяч» заняли в Иране место, которое исторически принадлежало другим иранским и тюркским кочевникам — курдам, лурам и другим.

Вскоре после смерти хана Абу-Саида в Хорасане в 1337 году началось восстание сарбадаров, которые смогли создать здесь своё государство. Движение сарбадаров (дословный перевод с фарси сарбадар — «голова с виселицей», «человек готовый пожертвовать своей жизнью», синоним для арабского термина «федаин») также было следствием кризиса монгольской государственности.

Несомненно, что для оседлого населения, платившего налоги, власть монгольского государства была обременительной. Кризис монгольской традиции управления создал условия для выхода на политическую арену местного зависимого оседлого населения. «По словам Захир ад-дина Мар Аши, «райаты Хорасана попали в стеснённое положение и тирания вышла из пределов, особенно таджикский народ дошёл до края гибели и люди вышли из терпения»»[516]. Ситуация усугублялась тем, что господствующее в монгольских государствах в Иране и Средней Азии военное сословие говорило главным образом на тюркском языке, в то время как податное население в основном использовало фарси. Кроме того, сарбадары выступали под шиитскими лозунгами, в то время как элита племён и местные оседлые владетели в основном были суннитами. В 1353 году сарбадарами был убит последний хан улуса Хулагу Тугай-Тимур, на этом закончилась политическая история монгольского государства в Иране. На некоторое время сохранилась только традиция.

10. Средняя Азия и Улус Чагатая

Становление монгольской государственности в регионе Средней Азии и прилегающих степных территориях заметно отличалось от ситуации в других государствах, образовавшихся на месте распавшейся Монгольской империи. Основная причина этого заключалась в том, что вплоть до начала XIV века здесь фактически было двоевластие. Семьи Угедея и Чагатая делили между собой власть в регионе. При этом их ставки находились недалеко друг от друга, примерно в бассейнах рек Иртыш и Или и их основным противником была монгольская империя Юань.

В этой ситуации оседлые районы Средней Азии обеспечивали потребности одновременно улусов и Чагатая и Угедея. Причём сегодня практически невозможно определить, каким именно образом данные улусы распределяли между собой контроль над среднеазиатскими территориями. Известно, что в начале XIV века произошло столкновение между «царевичами домов Угедея и Чагатая между Самаркандом и Ходжентом»[517]. Кроме того, интересную информацию можно получить также из высказываний главы улуса Угедея Кайду, приведённых у Рашид ад-дина. Примерно в 1270 году Кайду обратился к своим военачальникам: «Несколько лет Борак высасывает соки из наших владений. Мы скушали золота на том, чтобы он правил своим владением, а мы своим. Мы послали гонцов, чтобы они доставили налоги с наших владений и после того много раз посылали гонцов с требованием денег, но им не дали и их побили»[518]. Соответственно, можно предположить, что хотя интересы улуса Угедея были широко представлены во внутренних оседлых районах Средней Азии, но Кайду и его люди в связи с доминированием здесь Чагатаидов сталкивались со сложностями в получении доходов со своих среднеазиатских владений.

Ситуация изменилась в 1270 году, когда Барак потерпел серьёзное поражение во время своего похода в Иран. Кайду не преминул этим воспользоваться и в результате дом Угедея на тридцать с лишним лет занял доминирующее положение в регионе Средней Азии. Причём иранский поход Барака провалился во многом из-за разногласий с входившими в состав его войска чингизидами из улуса Угедея, которые закончились военными столкновениями. Об этом очень подробно рассказал Рашид ад-дин. По возвращении Барака в Среднюю Азию ему пришлось столкнуться с войсками