Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона - Мария Александровна Филимонова

Саутуоркский театр в Филадельфии был построен еще в 1766 г. С самого начала он действовал полуподпольно. Колониальное законодательство, «Ассоциация» и законы штата Пенсильвания в полном согласии запрещали театральные представления. Но театр функционировал все равно – не только в России строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Запрет был снят в 1789 г. В 1793 г. в Филадельфии был выстроен новый более элегантный театр на Честнат-стрит.

Нью-йоркские театралы могли ходить в театр на Нассау-стрит – двухэтажное деревянное здание, впервые открывшее двери в 1732 г. Впрочем, в 1758 г. здесь обосновалась немецкая кальвинистская церковь. На смену пришел театр на Джон-стрит, построенный по инициативе английского актера Дэвида Дугласа. Театр открылся для публики в декабре 1767 г. Именно здесь во время оккупации города английские офицеры играли в любительских постановках, а незаменимый Джон Андре мастерил для них декорации. В 1790-х гг. на сцене Джон-стрит блистали Элизабет Уитлок, сестра несравненной Сары Сиддонс, а также совсем юная Элиза Арнольд, которой суждено было подарить Америке Эдгара Аллана По. Театр на Джон-стрит долго считался образцовым, и, например, «Virginia Gazette» не упускала случая рассказать читателям, какие театральные новинки ставят нынче в Нью-Йорке[1549]. Посещение театра было настолько обязательным для гостей города, что в 1768 г. туда повели прибывших на переговоры вождей могавков. Кажется, индейцы вызвали больше интереса у публики, чем само представление. Театр был переполнен, места хватило не всем желающим. Что до индейцев, то они смотрели пьесу серьезно и внимательно, хотя явно не понимали происходящего на сцене. Впрочем, как отмечала газета, «некоторых из них сильно удивили и позабавили шутки арлекина»[1550]. В 1798 г. обветшавшее здание на Джон-стрит было снесено. Но в том же году открылся Новый театр, известный также как Парковый, поскольку выходил на парк, в котором ныне построена нью-йоркская ратуша. К строительству был привлечен французский архитектор Марк Изамбар Брюнель, укрывавшийся в США от якобинской диктатуры[1551].

В Бостоне антитеатральные настроения оставались, пожалуй, самыми сильными. Отсюда попытки слегка замаскировать существование театра, актеров и пьес. В 1792 г. на современной бостонской Девоншир-стрит был построен театр, который, однако, назывался Новый выставочный зал. Он не поражал изысканностью архитектуры. Сэмюэль Брек[1552] описывал грубое деревянное строение посреди грязи и извозчичьих дворов[1553]. Район действительно был болотистым, и несмотря на проведенные дренажные работы, дорога к театру была грязновата. Для удобства зрителей сделали дощатый тротуар. Отсюда название «Театр на Дощатой улице» (Board Alley Theatre), под которым его знали бостонцы. Его судьба оказалась несчастливой: уже в 1793 г. губернатор Джон Хэнкок добился его закрытия.

Интерьер театра старались украсить, насколько это было возможно. Для бостонского театра в Европе заказывали жирандоли, канделябры, кисточки для драпировок. Мэрилендцы хвалились самым удобным и элегантным театром в Америке. Особенно сильное впечатление на зрителей производила декорация в виде изящной ионической колоннады[1554].

С точки зрения республиканского эгалитаризма, театр (если его существование вообще признавали) был местом противоречивым. С одной стороны, это развлечение было вполне доступным. «Gazette of the United States» отмечала: «Театр более, чем любое другое место, собирает людей всех сортов и классов»[1555]. Но он также подразумевал определенную социальную иерархию (как и многие другие «жантильные» развлечения). Театр на Честнат-стрит в Филадельфии рекламировал свои продуманные входы и просторные коридоры, благодаря которым «нет возможности смешения между зрителями, идущими в разные части зрительного зала»[1556]. Само пространство зала было организовано в соответствии с социальным статусом зрителей. Например, в театре на Джон-стрит было два яруса лож, партер и галерка. И это были совершенно разные миры. В ложах велись чинные светские разговоры, иронически переданные Шарлоттой, насмешливой героиней «Контраста»: «Сначала мы кланяемся обществу в целом, потом каждому в отдельности, потом мы бесконечно расспрашиваем друг друга о здоровье, и мы так счастливы встретиться друг с другом, и прошло сто лет с тех пор, как мы в последний раз имели это удовольствие… потом занавес поднимается, вся наша чувствительность пробуждается, и тогда мы высмеиваем какое-нибудь безобидное выражение за двусмысленность, о которой бедный автор и не подозревал, и мы прячемся за веерами и краснеем, а джентльмены толкают друг друга, заглядывают под веер и делают изящные замечания… О! сентиментальные прелести разговора в ложе!»[1557] А галерка в это время пользовалась случаем всласть побуянить. По воспоминаниям актера Джона Дюранга, «едва опускался занавес, с галерки на сцену и в оркестровую яму швыряли яблоки, орехи, а иногда и бутылки»[1558]. В 1790‐х гг. на галерке схватывались сторонники и противники Французской революции. В 1794 г. в нью-йоркском театре зрители требовали играть французские революционные песни, а оркестр вместо этого заиграл «Правь, Британия, морями». Последовала массовая драка[1559].

Типичное театральное представление продолжалось четыре-пять часов. В него могли включаться музыкальное попурри или лекция, а также пара разных пьес, обычно трагедия и комедия.

Первая профессиональная труппа – Старая американская компания – появилась в колониях в 1752 г. и до 1790-х гг. оставалась единственной в своем роде. Организовали ее братья Уильям и Льюис Халлэмы. Дебютировала труппа в Уильямсберге, а затем давала представления в Чарльстоне, Нью-Йорке, Филадельфии. Сын второго из антрепренеров, Льюис Халлэм-младший, впервые сыграл для американцев роли Фальстафа и короля Иоанна в шекспировских пьесах. В женских ролях блистали Нэнси Халлэм (она прославилась в роли Имогены из шекспировского «Цимбелина») и Элизабет Уокер Моррис, высокая красавица, впервые в США представившая Беатриче в «Много шума из ничего». Военное время труппа благоразумно переждала на Ямайке, но в 1785 г. вернулась в Нью-Йорк, где и действовала до 1805 г. Пробовали актеры Старой американской компании также закрепиться в Новой Англии, обходя законодательные запреты. В Род-Айленде они давали «Отелло» под видом «нравственных монологов»[1560]. Уловка срабатывала не всегда. Сохранился отзыв негодующего зрителя, попавшего в театр на Дощатой улице: «Кучка бродяг давала, как они сказали, “Нравственную лекцию о Дугласе”, а это было не что иное, как жалкая попытка полностью представить трагедию “Дуглас”. За этим последовало нечто, названное в объявлении комической лекцией в двух частях. На деле это была опера под названием “Бедный солдат”»[1561] [1562].

В репертуаре прочно держались (кроме неизменного Шекспира) шеридановская «Школа злословия» и другие плоды английской драматургии. При этом пьесы приспосабливались к общественному мнению: например, из американской постановки английской оперы «Розина» (1782) были вычеркнуты насмешки по адресу фермеров и бедняков. Из трагедии Ричарда Камберленда «Кармелит» (1784) убрали хвалы английскому королю и т.п.[1563]