Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона - Мария Александровна Филимонова

организовано грандиозное торжество. Французский инженер Вильфранш возвел для церемонии временную деревянную постройку с великолепной колоннадой (каждая колонна была декорирована мушкетами и штыками). Крыша была сделана из переплетенных ветвей. Внутреннее убранство составили вечнозеленые растения, американские и французские флаги, а также всяческие эмблемы и девизы. Вашингтон церемонно пригласил на танец супругу генерала Нокса и вместе с двадцатью другими парами танцевал прямо на зеленой траве[1534].

Весьма популярны с колониальных времен были танцевальные ассамблеи. Их члены (только мужчины) вносили определенную плату за посещение и освежающие напитки. Дамы приходили бесплатно, но должны были получить билет от кого-нибудь из «директоров» ассамблеи. На вечерах в ассамблеях можно было станцевать менуэт или контрданс, выпить пунша, поиграть в карты и побеседовать – разумеется, если вы соблюдали дресс-код. В числе правил филадельфийской ассамблеи было и такое: джентльмены не могли являться туда в сапогах, цветных чулках или в дезабилье[1535]. «Чужаки» допускались только по особому приглашению.

Такие ассамблеи действовали в самых разных городах США – Уильямсберге и Ричмонде, Чарльстоне и Филадельфии. Филадельфийская танцевальная ассамблея была самой известной. Она собиралась в «Городской таверне», а в 1790-х гг. – в отеле Эллерса. Ее мероприятия происходили по четвергам с 1 января по 1 мая. Филадельфийскую танцевальную ассамблею посещали самые блестящие из «отцов-основателей», включая Бенджамина Франклина и Джорджа Вашингтона. Бывали там и неожиданные гости. Так, в 1755 г. ассамблею посетила группа индейцев-могавков и произвела сенсацию своим «танцем скальпов». Самым же многолюдным, вероятно, был президентский день рождения в 1793 г., где главной площадкой празднования также стала танцевальная ассамблея. По наблюдениям судьи Верховного суда Джеймса Айрделла, присутствовали 160 дам и вдвое больше кавалеров[1536]. Изначально ассамблеи были цитаделью аристократизма, где не могли появляться случайные люди. Но после революции танцевальные ассамблеи демократизировались и уже не были сугубо элитарными клубами. В 1792 г. Вашингтон открывал бал в паре с дочерью механика[1537].

В бальной зале можно было в полной мере продемонстрировать собственную жантильность, но также политические пристрастия. Политика начиналась уже с выбора танца. По рассказам Шастеллю, «танцы, подобно тостам, которые мы провозглашаем за столом, имеют некоторое отношение к политике. Один называется “успех кампании”, другой – “поражение Бергойна”, третий – “отступление Клинтона”»[1538]. В каких-то случаях можно было появиться в домотканом платье, демонстрируя презрение к «иноземным финтифлюшкам». Наконец, весьма важен был вопрос о выборе партнера. В 1778 г. «Pennsylvania Gazette» намекала, что репутация конгрессменов может пострадать, если они будут приглашать на балы торийских леди, известных «прежней нежностью к кутилам и макарони»[1539].

Но все эти формальности, видимо, не выходили за пределы круга образованных, политически подкованных вигов. Ни политике, ни жантильности не было места на непринужденных «танцульках» вроде тех, какую подглядел по пути Николас : Крессвелл: «Это был праздник урожая. Люди веселились, танцуя без обуви и чулок, а девушки – и без корсетов»[1540].

Театр

Трудно сказать, когда в британской Америке появился театр. Первая пьеса, о которой сохранились письменные свидетельства, была сыграна в Аккомаке (Виргиния) в 1665 г. Представление состоялось в местной таверне, актерами (а также, вероятно, авторами) были трое местных жителей. Пьеса носила название «Медведица и медвежонок». Текст ее, к сожалению, до наших дней не дошел, и сейчас трудно судить, почему именно драматургов-любителей ждали неприятности. Возможно, дело было в самом факте театральной постановки: протестанты (и не только суровые новоанглийские пуритане) считали театр чем-то предосудительным или даже греховным. Так или иначе, вскоре королевский адвокат Джон Фосетт получил донос на незадачливых актеров. Они были вызваны в суд и подвергнуты жесткому перекрестному допросу. На следующее заседание суда обвиняемые должны были явиться в костюмах, которые они носили во время представления. Кроме того, они должны были принести с собой для ознакомления копию исполненных ими «стихов, речей и отрывков». Судьи, должно быть, сочли постановку совершенно невинной, потому что они приказали оправдать всех троих и обязали доносчика оплатить все расходы, связанные с представлением[1541].

Ко времени революции театр уже прочно обосновался на Юге США[1542]. А вот на Севере сохранялась пуританская традиция осуждения театра и всего, что с ним связано. Театр по-прежнему ассоциировался у многих с роскошью и распущенностью. У строгих республиканцев Америки упоминание о театре приводило на ум «мешьянцу»[1543] или еще что-нибудь лоялистское. Словом, театр сам по себе мог считаться и аморальным, и контрреволюционным. В соответствии с этим убеждением, в революционной Америке принимались особые законы против театра. Пенсильванский «Акт о пресечении порока и аморальности» устанавливал наказание за создание театра и за театральные пьесы любого жанра, будь то трагедия, фарс или любое другое представление. «Преступление» считалось не менее серьезным, чем дуэль. Во всяком случае, штраф налагался одинаковый: 500 фунтов[1544]. Новая Англия преследовала театр еще с колониальных времен. Массачусетский закон 1750 г. запрещал использовать какой-либо дом для театральных представлений, «для предотвращения многих и больших бед, которые возникают из публичных постановок, интерлюдий и других театральных развлечений, которые не только вызывают большие и ненужные расходы и препятствуют трудолюбию и бережливости, но также имеют тенденцию вообще увеличивать безнравственность, нечестие и презрение к религии». За предоставление помещения для постановки полагался штраф в 20 фунтов. Актеры и зрители (!) должны были подвергнуться штрафу в пять фунтов с каждого[1545]. Драматург Ройял Тайлер, сам уроженец Бостона, в юности участвовал в любительской постановке «Смерти Катона» Дж. Аддисона. Для этого актеры-любители и их поклонники собрались в полночь в пустом складе, причем заткнули замочную скважину, чтобы пробивающийся свет не привлек внимания ночной стражи. Катон был в парике и ночном халате из шотландки; его дочь Марцию играл мальчишка в фижмах своей сестры. Несмотря на предосторожности, компанию все же накрыли констебли. Нескольких актеров и зрителей потащили к мировому судье. Большинство успело разбежаться[1546]. Антитеатральный закон Массачусетса был отменен в 1792 г. легислатурой, но губернатор отказался подписать ее решение (театр был разрешен в Массачусетсе лишь в 1806 г.). Театр, таким образом, оставался в штате на полулегальном положении.

В 1790‐х гг. театры были уже во всех крупных городах США, хотя они становились поводом для бурных дебатов. Часто считалось, что их существование опасно для республиканской добродетели[1547]. Историк Хэзер Нэтенс, исследовательница ранней истории американского театра, связывает театральные дебаты 1790-х гг. с формирующейся двухпартийной системой. По ее наблюдениям, сторонниками театра обычно выступали федералисты, а их оппоненты-джефферсоновцы клеймили пьесы как «школу порока»[1548].

Бостон, Филадельфия и Нью-Йорк соперничали