Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

– Сегодня это совершенно невозможно.

– Я поднимусь вместе с вами, и, раздеваясь, вы сможете многим осчастливить меня.

Мы вернулись, и, к своему изумлению, я услышал, как она сразу же объявила отцу, что фаэтон теперь принадлежит мне и осталось только запрячь лошадей. Наверх мы поднялись втроем, и Лия уверенным голосом сказала мне:

– Давайте деньги.

– У меня нет при себе, но я напишу расписку.

– Вот бумага.

Не колеблясь я написал банкиру Запатте, чтобы он выплатил предъявителю триста восемьдесят цехинов. Еврей сразу же отправился за ними, и мы остались наедине.

– Друг мой, доверившись мне, вы заслужили мое сердце.

– Раздевайтесь же скорее.

– Нет, моя тетка дома, дверь не запирается, и она может войти, но я обещаю, что завтра вы будете довольны мною. Все-таки я должна переодеться. Идите в другую комнату.

Я быстро нашел в двери небольшую щель между створками и, забравшись на табурет, прильнул к ней. Прямо перед собой я увидел, как Лия раздевается, сидя на канапе. Она сняла рубашку и полотенцем обтерла сначала груди, а потом ноги, настала очередь панталон, и она осталась голой, как ладонь. В эту минуту одно из ее колец вроде бы случайно упало и закатилось под канапе. Чтобы дотянуться, она вынуждена была стать на колени и наклониться. Потом продолжила обтирание, так что ни одна даже самая малая часть ее прелестного тела не осталась тайной для моего алчного взора. Она, конечно, прекрасно знала, что я оказался свидетелем всего ритуала и какую бурю возбудило это в моем столь легко воспламеняющемся организме. Наконец, когда туалет был окончен и она впустила меня, я обнял ее и сказал:

– Я все видел.

Она изобразила недоверие, но, не обращая на это внимания, я хотел тут же воспользоваться своими законными правами, но вошел проклятый Моиз. Обладая даром зрения, он не мог не видеть, в какое состояние привела меня его дочь, однако же подошел ко мне с изъявлениями благодарности и, протянув расписку в получении денег, сказал:

– Мой дом в полном вашем распоряжении.

Я простился с ним и ушел рассерженный. У меня росло раздражение против Лии, и я решил не видеть ее более. Сладострастные ее позы произвели на меня слишком сильное действие, но гнев – смертельный противник любви.

В Святой четверг с самого раннего утра ко мне явились Моиз и Лия. Я не ожидал этого визита, но принял их самым любезным образом. Во время Святой недели евреи не смеют показываться на туринских улицах, и я предложил им провести три дня в моем доме. Старый мошенник навязывал мне довольно красивое кольцо, и я, сообразив, что на сей раз уговорить их будет не очень трудно, сказал, что приму это кольцо не иначе как из рук самой Лии.

Услышав мой ответ, Моиз улыбнулся, рассчитывая, видимо, что она получит его в виде подарка. Однако я уже поклялся себе не исполнять их ожидания. Отдав должное отменному обеду и ужину, гости отправились в отведенную им прекрасную комнату с двумя кроватями. Я мог бы поместить их в разных местах, чтобы Лия ночевала рядом с моей спальней, и имел бы тогда возможность нанести ей ночной визит. Но я уже слишком много истратил на нее, и меня устраивал только один исход – чтобы она сама пришла ко мне.

На следующее утро Моиз, сославшись на дела в городе, попросил у меня экипаж на весь день и сказал, что к вечеру вернется забрать свою дочь. Я велел заложить лошадей и, когда он уже собирался уезжать, купил за шестьсот цехинов кольцо. Как только отец уехал, я завладел дочерью. В течение всего дня я пользовался ее несравненным телом всеми законными и незаконными способами, и она проявляла не только послушание, но и готовность удовлетворить любые мои желания. Вечером отец нашел ее немного усталой, однако он был доволен мной. Лия надеялась получить кольцо, но я только сказал, что оставляю за собой удовольствие самому привезти подарок к ней домой.

А в пасхальный понедельник мне принесли вызов в полицию.

Это приглашение, не предвещавшее ничего хорошего, сильно удивило и огорчило меня. Не имея возможности уклониться, я велел подать экипаж и отправился в присутственное место викария, директора полиции. Он принял меня, сидя за громадным столом, окруженный стоящими людьми, числом не менее двадцати. Это был мужчина лет шестидесяти, непередаваемо безобразный: огромный нос, наполовину изъеденный язвой, который закрывала черная шелковая повязка, толстые губы и удивительно маленькие кошачьи глазки с густыми, почти совсем седыми бровями. Сей омерзительный тип без промедления обратился ко мне:

– Вы кавалер де Сенгальт?

– Да, это мое имя, и я хотел бы знать, что вам угодно.

– Я призвал вас, чтобы сообщить о приказе покинуть город не позднее чем через три дня.

– Но у вас нет ни малейшего права отдавать подобный приказ, и я уеду, когда мне заблагорассудится.

– Придется силой выставить вас за ворота.

– Как вам угодно. Я не могу сопротивляться силе, но, надеюсь, вы передумаете. Из цивилизованного города не выбрасывают человека, который ничем не нарушил законы и который имеет у банкира сто тысяч франков.

– Все это очень хорошо, но трех дней вполне достаточно, чтобы уложить багаж и привести в порядок дела с банкиром. Советую повиноваться, это приказ короля.

– Если я уеду, то сделаюсь сообщником вашего беззакония, а потому отказываюсь повиноваться. И раз вы упомянули имя короля, я незамедлительно отправляюсь к Его Величеству. Он или опровергнет ваши слова, или же отменит несправедливый приказ.

– По-вашему, король не вправе заставить вас уехать?

– Силой – да, но не правосудием. Точно так же может он лишить меня жизни. Но для этого понадобится палач, так как невозможно принудить меня покончить с собой.

– Вы хорошо рассуждаете, но придется исполнить приказ.

– Рассуждению я учился не у вас, и можете не ждать от меня повиновения.

С этими словами я повернулся и, не поклонившись, вышел. Меня душил гнев, и я был готов открыто сопротивляться полицейской шайке подлого викария. Однако, успокоившись в скором времени, я призвал на помощь всю свою осторожность и, вспомнив о кавалере Раиберти, с которым познакомился у содержавшейся им танцовщицы, отправился к нему за советом. Он был первым чиновником Департамента иностранных дел. Я рассказал ему все обстоятельства и закончил просьбой устроить мне аудиенцию у короля. Этот честный человек рекомендовал обратиться сначала к кавалеру Осорио, занимавшему тогда пост министра