Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

моей матери, потому что было невозможно оставаться дома и часа, не подвергаясь самому чудовищному насилию. Этот юноша, которого вы теперь знаете, единственный сын богатого женевского негоцианта. Отец ввел его в наш дом года два назад, и мы почти сразу полюбили друг друга. Когда отец уехал, мой возлюбленный обратился к матушке и просил отдать меня за него. Однако она не решилась распорядиться мной без согласия отца, который был в это время в Марселе. Она написала ему, и он ответил, что примет решение после возвращения. Мой возлюбленный поехал в Женеву и привез согласие своего родителя. Когда отец вернулся из Марселя, я, как уже говорила, сбежала из дома, а он на предложение о замужестве сказал: «Я отвечу лишь после того, как вернется моя дочь». Я уже была готова повиноваться, если бы матушка взяла меня под защиту, но она, по ее словам, слишком хорошо знала своего мужа, чтобы решиться поселить меня под одной с ним крышей. Так и не дав согласия, отец через несколько дней снова уехал. Мы узнали, что он был сначала в Эксе, а потом в Турине. Мой возлюбленный предложил мне уехать вместе с ним, чтобы пожениться сразу же по прибытии в Женеву. Матушка согласилась на это, и восемь дней назад мы выехали. Несчастливый рок направил нас по Савойской дороге, и, подъезжая к этому городу, мы встретили моего отца. Узнав нас, он сразу остановил карету и хотел силой вытащить меня. Я стала кричать, а мой возлюбленный закрывал меня собой. Тогда отец обнажил шпагу и нанес ему удар в грудь. Он, конечно, не остановился бы на этом, но, видя, что на мои крики сбегаются люди, и подумав, может быть, что жених мой уже мертв, сел на лошадь и скрылся.

– Я должен ответить ему, и мне хотелось бы получить для вас его согласие.

– В этом нет необходимости, мы и так поженимся и будем счастливы.

– Несомненно. Однако вам не следует пренебрегать приданым.

– Боже мой! Какое там приданое! У него ведь ничего нет.

– Но со смертью отца маркиз Дезармуаз…

– Это басня. Мой отец ничего не имеет, кроме пожизненной пенсии, которую получает после тридцати лет службы курьером. Его батюшка умер уже двадцать лет назад, а мои мать и сестра живут своим собственным трудом.

Меня поразила бесстыдная наглость сего человека, который столь долго обманывал меня, а теперь даже не смущался, зная наверное, что ложь его уже открылась. Я умолк. Во время ужина мы провели три часа за столом, непрестанно разговаривая об этом деле. Бедный юноша мог лишь слушать меня, зато его прелестная подруга, столь же остроумная, сколь и очаровательная, шутила по поводу безумной страсти своего родителя. Она рассказала, что он был влюблен в нее еще с одиннадцати лет.

– И вам всегда удавалось сопротивляться ему?

– Да, во всех случаях, когда он хотел зайти слишком далеко.

– И долго продолжались эти забавы?

– Целых два года. Мне было тринадцать лет, когда, рассудив, что я уже созрела, он хотел сорвать ягодку. Но я закричала изо всех сил и, выскочив совсем голая из кровати, спаслась у матушки. После этого она уже не разрешала мне спать вместе с ним.

– Вы спали с ним! Как же матушка ваша могла допустить это?

– Она и представить себе не могла, что его любовь преступна. А я, конечно, не подозревала о злом умысле. Мне казалось все, что он делал сам и заставлял делать меня, просто игрой.

– Ну а сокровище-то вам удалось спасти?

– Я сохранила его для своего жениха.

При сих словах сам несчастный влюбленный, который страдал больше от голода, чем от раны, засмеялся. Она подошла и осыпала его поцелуями. Все это привело меня в состояние острейшего возбуждения. Я не мог оставаться равнодушным после столь бесхитростного рассказа и особенно глядя на нее самое, так как она обладала всем, чего можно было желать в женщине. И я почти простил ее отцу несчастную влюбленность, заставившую его забыть о том, что перед ним родная дочь. Когда она провожала меня, я дал почувствовать ей свое состояние, и это развеселило ее. К сожалению, из-за прислуги я был вынужден расстаться с ней. На следующий день утром я написал Дезармуазу, что дочь его решилась ни при каких обстоятельствах не покидать своего возлюбленного, что сей последний ранен совсем легко, что в Шамбери они находятся в безопасности под защитой закона и что, наконец, узнав обо всем случившемся с ними, полагая их весьма подходящими друг другу, я могу только одобрить их союз. Окончив письмо, я пошел к соседям прочесть свое послание. Очаровательная беглянка чувствовала себя смущенной, не зная, как выразить свою благодарность, и я спросил у больного разрешения поцеловать ее. «Начните с меня», – был его ответ.

В эту минуту моя лицемерная любовь прикрывалась личиной отцовской нежности. Облобызав юношу, я с чувством расцеловал его возлюбленную, назвал их своими детьми и предложил без церемоний пользоваться моим тугим кошельком. Затем явился хирург, и я ушел к себе.

В одиннадцать часов прибыла мадам Морэн со своей дочерью, о чем известил меня Дюк, предшествовавший ей в качестве курьера. Я встретил ее с распростертыми объятиями и сердечно благодарил за то удовольствие, которое она соблаговолила доставить мне. Первая сообщенная ею новость заключалась в том, что мадемуазель Роман теперь любовница Людовика XV и занимает прекрасный дом в Пасси, а поскольку она уже на шестом месяце беременности, то в ближайшем будущем станет королевой Франции, как и предсказывал ей мой оракул.

Я возвратился к себе в гостиницу и застал мадемуазель Дезармуаз сидящей на постели своего возлюбленного, который вследствие диеты и жары сделался совсем слабым. Она сказала, что придет ужинать в мою комнату, дабы дать больному покой, и добрый юноша пожал мне руку, как бы выражая свою признательность. Я изрядно пообедал у Маньяна и поэтому за ужином почти ни к чему не прикасался. Зато моя соседка пила и ела с завидным аппетитом. Я восторженно смотрел на нее и видел, что это было приятно ей. Когда прислуга удалилась, я предложил ей бокал пунша, который привел ее в то состояние веселости, когда остается только одно желание – смеяться, в том числе и над исчезновением своего собственного здравого рассудка. Тем не менее я не мог упрекнуть себя в злоупотреблении ее опьянением, ибо она с радостью заходила намного дальше в тех наслаждениях, к которым я побуждал ее до