Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

Он в немногих словах рассказал мне о своих приключениях, впрочем вполне ординарных, а его хорошенькая дочка, сидевшая у меня на коленях, всячески пыталась убедить меня, что еще сохранила свою невинность. Когда отец ее спросил, чем я занимаюсь, мне почему-то пришло в голову назваться лекарем.

– А хороши ли у вас сборы? – поинтересовался я.

– После первого представления нельзя было жаловаться – за вычетом всех расходов каждый получил по флорину. Однако завтра мне придется плохо – труппа недовольна и отказывается играть, если я не выдам им задаток.

– Но согласитесь, их требования вполне умеренны.

– Не возражаю, однако у меня нет ни гроша и ничего, что можно было бы заложить.

– А сколько вас всех?

– Четырнадцать, считая мое семейство. Не могли бы вы ссудить мне десять флоринов? Я верну завтра после представления.

– Охотно, и я приглашаю всех к ужину в ближайшем трактире. Вот десять флоринов.

Бедняга рассыпался в благодарностях и сказал, что закажет ужин по флорину с персоны, как я ему велел. Мне хотелось развлечься, наблюдая, как четырнадцать голодных ртов с волчьим аппетитом поглощают еду.

На следующий день комедию смотрело не более тридцати-сорока человек, и бедный Басси едва мог заплатить оркестру и за свет. Он был в совершенном отчаянии и не только не возвратил мне деньги, но умолял одолжить ему еще десять флоринов, рассчитывая единственно на сбор следующего дня. Я утешил его, сказав, что мы поговорим об этом после ужина.

Этот ужин благодаря возлияниям продолжался три часа. Меня с самого начала заинтересовала молодая страсбуржанка, субретка труппы, и настолько, что я загорелся желанием обладать ею. Сия девица, лицом весьма привлекательная и с голосом самого обворожительного тона, заставляла меня умирать от смеха, когда говорила по-итальянски со своим эльзасским выговором, сопровождая это жестами одновременно и комическими, и приятными, что сообщало ей труднопередаваемое очарование. Решившись во что бы то ни стало завладеть этой актрисой не позднее следующего дня, я, перед тем как выйти из трактира, обратился к труппе:

– Дамы и господа, я беру вас на свое содержание по пятьдесят флоринов ежедневно в течение недели. Но при условии, что все сборы пойдут в мою пользу, а расходы по театру оплатите вы сами. Стоимость места должна быть назначена по моему желанию, и, кроме того, каждый вечер пятеро из вашей труппы будут ужинать со мной. Если окажется, что сбор превышает пятьдесят флоринов, вы получите разницу.

Предложение мое было встречено криками радости. Подали бумагу с чернилами, и мы записали нашу взаимную договоренность. «На завтра оставим билеты в прежней цене, – сказал я Басси, – а потом посмотрим. Приглашаю вас с семейством к ужину, а также ту молодую страсбуржанку, которую я не хочу разлучать с любезным ей Арлекином».

Был объявлен самый лучший спектакль, дабы привлечь больше публики. Несмотря на это, в партере сидело всего лишь человек двадцать, да и то каких-то неотесанных мужланов, а ложи оставались почти пустыми. Перед ужином крайне смущенный Басси подошел ко мне и подал десять флоринов. Со словами «Мужайтесь!» я взял их и разделил между всеми присутствовавшими. Мы превосходно поужинали, и я удержал их за столом до полуночи, подливая всем доброго вина, и проделывал тысячу безумств с маленькой Басси и прекрасной страсбуржанкой. Последнюю я усадил рядом с собой, мало заботясь о ревнивом Арлекине, который имел весьма кислый вид по причине моих вольностей с его красавицей. Сама она весьма неохотно уступала моим ласкам, ибо надеялась, что Арлекин женится на ней, и поэтому не желала доставлять ему неприятности.

Окончив ужин, мы поднялись, и я со смехом заключил ее в объятия. Мои жесты показались любовнику слишком откровенными, и он подошел с намерением высвободить ее. Я же счел его нетерпимость неучтивой и, взяв за плечи, ударом ноги выставил вон, что было принято им с полнейшим смирением. Однако вся эта сцена оставила унылое впечатление, и прекрасная страсбуржанка залилась горькими слезами. Басси и его жена-дурнушка принялись смеяться над несчастной, а их дочка заявила ей, что любовник первым проявил невежливость. Та продолжала рыдать и в конце концов сказала, что больше не придет ужинать со мной, если я не изыщу способа возвратить ей Арлекина.

«Обещаю вам устроить все к общему удовольствию», – отвечал я, и четыре цехина, вложенные в ее руку, сразу же восстановили безоблачное веселье. Она даже хотела убедить меня, что совсем не бесчувственна, а будет и того благосклоннее, если я сумею умерить ревность ее любовника. Я обещал все исполнить, и она старалась доказать, что при первой же оказии мне не встретится никаких препятствий.

Я велел Басси на следующий день объявить афишей, что билеты в партер будут по два флорина, а в ложи – по дукату, но зато парадиз[193] отдается бесплатно первым занявшим места.

– Но тогда никто не придет, – отвечал он с ужасом.

– Может быть. Посмотрим. Испросите у полиции дюжину солдат для поддержания порядка, я заплачу им.

– Это для черни, которая придет осаждать даровые места, а остальные…

На следующий день я пошел к Арлекину в его лачугу и, затратив два луидора, подкрепленные торжественным обещанием не обижать страсбуржанку, сделал его податливым, как перчатка.

Над афишей Басси потешался весь город. Его называли сумасбродом, но, когда узнали, что все исходит от владельца, помешанным сочли уже меня. Впрочем, я ничуть этим не беспокоился. К вечеру парадиз был полон за час до спектакля, но в партере, равно как и в ложах, никого не было, за исключением графа Ламберга, генуэзца аббата Боло и одного молодого человека, который показался мне переодетой женщиной. Актеры превзошли самих себя, и рукоплескания парадиза сделали представление отменно веселым.

Когда мы были уже в трактире, Басси подал мне весь сбор – три дуката, но я, конечно, возвратил их ему, что положило начало общей непринужденности. Я сел за стол между маленькой Басси и ее матерью, оставив прекрасную страсбуржанку рядом с любовником. Директору я велел впредь играть самые лучшие пьесы, предоставив смеяться тем, у кого будет к тому охота.

Ужин и вино развеселили меня, но поскольку я ничего не мог сделать со страсбуржанкой из-за ее любовника, то вознаградил себя младшей Басси, которая с готовностью предугадывала все мои желания; мать ее только смеялась, а глупый Арлекин выходил из себя, что не может проделать то же самое