Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

Я ушла в творчество и занялась саморазвитием – вовремя почувствовала, что мне необходимо работать над собой. Педагоги в колледже подсказывали мне, что я должна увидеть. Впервые в жизни у меня появились учителя, которые ни за что не ругали, зато всегда хвалили. И это помогало мне расцветать! Например, я сидела писала, ко мне подходили и очень ласково говорили:

– Переверни мольберт.

– Зачем?

– Ну, переверни. Сама увидишь.

– Что я увижу?

– Что у тебя предметы не стоят, – преподавательница говорила и дружески улыбалась, – они у тебя навалены.

Я переворачивала мольберт, смотрела и поражалась: «О, ни фига себе! Правда, все предметы завалены». И моментально все менялось в голове. Или в другой раз они советовали: «Посмотри внимательнее на полотно. Прищурь глазки». Нас никогда не ругали в колледже: «Да что вы делаете, все не так», не называли обидными словами, а давали возможность самим увидеть, в чем ошибка. На фоне того, как нас в детдоме все время тюкали: «Это неправильно, это не то, все вы бестолочи», – в колледже был рай. И педагоги обязательно отмечали, когда выходило удачно: «О, Сания, у тебя уже неплохо получается!» Их постоянное участие сводилось к поддержке и тактичным советам:

– Отойди немного, пожалуйста.

– Посмотри вот с этой стороны.

– Пойди отдохни немного, ты устала. И обязательно что-нибудь съешь.

И правда – отойдешь, вернешься и видишь свою работу уже другими глазами. Сам понимаешь, что не так. И кайфуешь от самого процесса! Нет никакого стресса. Не ждешь, что тебя отругают. Просто работаешь и получаешь невероятное наслаждение! Педагоги не насаждали своего мнения, они разрешали: «Рисуйте, как видите». Но всегда давали замечательные советы, как лучше смотреть и как точнее воспринимать. Учили развивать важные для художника качества. Подсказали мне, что нужно ставить перед собой стакан кефира и внимательно рассматривать все, что отражается в нем. Белый кефир создает хорошую основу для стекла, в нем ясно проявляются цвета и детали. По утрам я тренировалась. Как обычно, вставала раньше всех в детском доме, шла в столовую, накрывала на столы и ждала, пока остальные придут на завтрак. А чтобы не терять времени даром, наливала себе кефир, садилась и смотрела в стакан. Наблюдала за всем, что в нем отражается, – тарелки, ложки, чашки, искусственные цветы на стенах, люди в разноцветных одеждах. День за днем развивала в себе чувство света и цвета. И потом каждый раз, приходя на живопись, понимала, что вижу больше, и больше, и больше. Научилась отделять отражения, различать в одном цвете нюансы других цветов, видеть свет. Это было фантастикой! Я шла вперед семимильными шагами.

На художественные курсы ходила целый год, мне там безумно нравилось. Я до сих пор общаюсь с преподавателями по живописи и по графике, они замечательные люди. И помню, что они всегда очень хорошо ко мне относились. Хотя не только ко мне – они в принципе ко всем своим студентам относились так. Это была другая вселенная. Я никому не говорила, что живу в детском доме, никто и не спрашивал. Наверное, многие замечали, что мне трудно материально, но тактично молчали. Хотя у меня было не восемь карандашей твердости, а всего четыре. Акварель дешевая. Кисточки не самые лучшие. Я все это покупала на собственные деньги, которые до этого много лет подряд хранила Алия Имировна, а их у меня, понятно, было немного. Брала каждый раз по чуть-чуть и покупала. А Людмила Михайловна дарила мне бумагу. И еще я приходила к ней делать домашние задания. И она сидела рядом, смотрела, иногда удивлялась: «Ммм, мммм. Вот, значит, как!» Она же не училась никогда на художника, ей все казалось интересным. А я была такая гордая и довольная. Мне льстило, что я начинаю узнавать что-то, чего не знает даже мой первый учитель живописи.

К тому времени, кроме Людмилы Михайловны, в детском доме появился еще один человек, которому я доверяла, – Эсланда Борисовна, наш психолог. К ней в кабинет я приносила свой тубус, открывала его, раскладывала работы. И она тоже хвалила меня, смотрела внимательно и всегда говорила: «Здорово! Здорово!» Ее дочка хорошо рисовала, я видела ее работы и поэтому считала, что она тоже разбирается в живописи.

Одобрение педагогов колледжа, а еще Людмилы Михайловны и Эсланды Борисовны, стало моей опорой – я все больше хотела учиться и двигаться вперед. Благодаря им начала чувствовать себя живой и нужной кому-то.

Все реже и реже я плакала теперь о маме. Все реже ругала себя за глупость и никчемность. Такие приступы еще случались со мной, но я постепенно училась контролировать себя и вытаскивать из депрессии за уши.

Меня захватило главное дело в жизни. Оно окрыляло, и только через него я начала находить контакт с внешним миром. Это было волшебно!

Но так вышло, что накануне вступительных экзаменов в колледж мы с детским домом уехали в Германию. Отказаться было нельзя, на меня заранее, еще зимой, оформили все документы. Я же не знала, что даты поездки совпадут с экзаменами! Мы уже ездили туда несколько раз – нас приглашало русское сообщество во Франкфурте. Люди таким вот образом помогали сиротам: показывали нам свою страну. В будние дни мы жили все вместе и ездили на экскурсии по прекрасным средневековым замкам. А на выходные нас разбирали по домам члены сообщества, и мы проводили время с семьями. Мне очень понравилась Германия. Потрясающая архитектура. Красивая природа. До сих пор она меня вдохновляет: мечтаю когда-нибудь снова увидеть прекрасные замки этой страны. Только теперь, конечно, мне уже не так просто туда поехать – слишком дорого.

Это в детском доме за нас все оплачивали. Большинство взрослых вообще были уверены, что отсутствие тепла и любви сиротам можно компенсировать деньгами. Но сейчас не об этом.

После возвращения из Германии нас стали готовить к приезду президента – говорили, что на последний звонок он прибудет именно в наш детдом. Некоторое время из детского дома меня просто не отпускали – у нас каждый день шли репетиции. И вот все сроки уже прошли, я хожу расстроенная и не знаю, что дальше делать. Президент отменился, с репетициями от нас отстали. Хорошо, в последний момент додумалась позвонить одному из своих преподавателей в колледже – Ольге Сергеевне.

– Меня из детского дома не отпускали, – объяснила я, а сама чуть не плачу. – Что теперь делать?!

– Приезжай сегодня со всеми своими работами, – велела она, – я сама выберу из них экзаменационные.

Она так спокойно это сказала, как будто ничего непоправимого не произошло!

– Как это? – Я только открыла рот.

– Ты, главное, приезжай, – Ольга Сергеевна улыбнулась в трубку, – и можешь считать, что поступила!

Я, конечно, тут же полетела в колледж – уже ни на кого не обращала внимания. Привезла ей все работы, она поставила на лучших из них экзаменационные печати, вывела оценки и сказала: «Все, можешь ехать. Ждем тебя в сентябре!» Я не знала, как благодарить. Была на седьмом небе от счастья! Даже не представляла раньше, что на свете бывают такие люди, которые в любой ситуации помогут и спасут.

В детском доме я никому ничего не сказала. Директор, наверное, думал, что я готовлюсь поступать в МГУ или Бауманку: все данные для этого есть. Не сомневаюсь – ему заранее доложили, что Испергенова должна поступить в высшее учебное заведение. А я выбрала какой-то там колледж, да еще профессию дизайнера. Кисточкой решила махать.

Помню, через два месяца учебы в колледже я пришла в детский дом и встретила в коридоре директора.

– О, Соня! Ну как дела? Как в университете?

– В каком университете?! – растерялась я. – Я же в колледж пошла.

– Как это в колледж?! – Он замер, стоит, глаза квадратные. – В какой еще колледж?

– На дизайнера учиться пошла.

– С твоими-то способностями… – начал он, но я уже представляла себе, что последует за этими словами.

– Все будет хорошо!

Я улыбнулась ему и пошла дальше своей дорогой.

Глава 29. Взрослый

Этих отношений ничто в моей жизни не предвещало. Больше того – первые