Моя настоящая жизнь - Олег Павлович Табаков

сидели две или три критикессы, которые до боли сжимали друг другу руки и оттого приглушенно стенали, в перерывах между стенаниями свистящим шепотом повторяли один и тот же вопрос: «Ты понимаешь, что он имеет в виду?!»

То была эпоха политической двусмыслицы. Я называл этот синдром «пойдем поассоциируем». Но лично меня подобные страдания никогда не увлекали. Как в анекдоте про студента Гоги, сдающего экзамен по диалектическому материализму, когда профессор, уже отчаявшийся найти какие-либо знания в его голове, спрашивает:

– Кто такой Карл Либкнехт?

– Нэ зна-аю…

– Тогда кто такой Клара Цеткин?

– Ну, нэ знаю-нэ зна-аю…

– А кто такой Роза Люксембург?

– Слюшай, что ты мэня пытаешь? У тэбя своя компания, у мэня – своя…

Так вот и со мной. У них своя компания, а у меня своя.

«Антигона»

Итак, правила игры были окончательно определены: я не ставлю в Художественном театре спектакли, а занимаюсь только организационной, будем говорить, менеджерской, продюсерской деятельностью. Это дало мне абсолютное право судить «выпускаемую продукцию» по самому серьезному счету. И иметь объективную картину происходящего.

Из этого вытекало: МХАТ – театр авторский. Хотя и в этом авторском театре еще в те поры, в поры отцов-основателей, та режиссура, которая допускалась, все равно допускалась по вкусу этих авторов – Станиславского и Немировича-Данченко. Кто из них больше был прав, не знаю, не мне судить. Да, честно говоря, меня это не очень интересует. Но эта ситуация диктовала в каком-то смысле скромность или конкретность тех задач, которые я ставил перед собой.

Рождение в Художественном театре спектакля «Антигона» было для меня принципиальным. Мой давний друг, грузинский актер Отар Мегвинетухуцеси, художественный руководитель Тбилисского академического театра имени К. А. Марджанишвили, замечательно сыграл у себя на родине роль Креона в спектакле Темура Чхеидзе по пьесе Жана Ануя «Антигона». Посмотрев этот спектакль, я позвал Темура поставить ту же пьесу на сцене Художественного театра с актрисой Подвала Мариной Зудиной в роли Антигоны и Отаром Мегвинетухуцеси в роли Креона. «Антигона» стала материализацией той нежности, дружбы и удивления перед талантом замечательного грузинского актера, которые позволили нам преодолевать все трудности и все-таки стараться быть вместе несмотря ни на что. Работа Марины Зудиной в «Антигоне» была и остается одной из лучших ее театральных работ. Как и в случае с Отари Мегвинетухуцеси, это была мастерская работа.

Марина Зудина появилась в Камергерском переулке вместе с другими актерами Подвала, пришедшими мне на помощь. Роль Антигоны была одной из первых ее работ в Художественном театре, куда Марина была приглашена как гость-актер.

Она всегда пахала и пашет, как всякий труженик, со всей своей активностью и неравнодушием. Несколько забегая вперед, отмечу, что Марине принадлежит определенная роль в переменах, произошедших в Художественном театре. Роль, которая заключалась в интеллигентности поведения, соблюдении этических норм, заложенных отцами-основателями. Это отнюдь не был полигон для удовлетворения актерских амбиций жены художественного руководителя, но это было участие в деле и решении довольно трудных проблем.

У Темура Чхеидзе получился хороший, серьезный, строгий и нежный спектакль. Мне он очень нравился, я смотрел его, наверное, раз шесть или восемь. После премьеры «Антигоны» критики не то чтобы поутихли… Но развязности в их выступлениях поубавилось. На дворе стоял только второй год моего пребывания в должности руководителя Художественного театра, а они уже как-то заметно растерялись. «Антигона» оказалась примером острой актерской потребности в жанре. Сейчас очевидно, что внятно выраженный жанр бывает весьма редко представленным на русской драматической сцене. Так… «…взгляд и нечто. Об чем бишь нечто? Обо всем…», – как написал Грибоедов в «Горе от ума». Во времена существования политической двусмыслицы это можно еще было как-то оправдать, но сейчас я не нахожу этому оправдания никакого.

Против существования этого спектакля были многие обстоятельства, в колеса нашей мхатовской «колымаги» постоянно вставлялись какие-то палки. Преждевременное закрытие «Антигоны» было прямым последствием осложнения межгосударственных отношений России и Грузии, хотя искусство и должно находиться вне политики. В реальности же история получилась печальной и горькой. И для меня как для друга Отари Мегвинетухуцеси, и для Художественного театра, потому что спектакль был не только востребован и хорош, но он еще постоянно рос и развивался. Даже несмотря на то, что вынужден был существовать блоками, так как Отари не мог приезжать в Россию каждые десять дней, а приезжал в Москву раз в месяц, чтобы отыграть сразу несколько спектаклей подряд.

Я долгое время надеялся, что «Антигону» удастся вернуть. Однажды мы даже поставили спектакль в репертуар, и зрители буквально смели все билеты в предварительной продаже. Но тут пошла новая волна конфликта с Грузией, в связи с чем Мегвинетухуцеси вновь не смог приехать в Россию, и «Антигону» вновь пришлось отменить. На этот раз уже навсегда.

Новая сцена

К тому моменту, как в Художественном театре начали появляться приглашаемые мною молодые режиссеры, в частности Миндаугас Карбаускис, поставивший Гоголя на Новой сцене, произошло довольно важное событие.

Один государственный человек, царство ему небесное (сейчас я, наверное, уже могу назвать его имя – Николай Емельянович Аксененко, тогдашний министр путей сообщения, а в тот момент, может, уже и вице-премьер), нашел средства для того, чтобы реализовалась еще одна моя мечта. С помощью Николая Аксененко возникла экспериментальная Новая сцена Художественного театра со зрительным залом на сто человек на месте музея МХАТа, для чего музей был перенесен в другое место.

Осуществил это строительство один из сотрудников Николая Емельяновича Аксененко, человек, ставший впоследствии моим другом, – Игорь Найвальт, президент Балтийской строительной компании. Таким образом, в Художественном театре появился полигон для действительно лабораторных работ в пространстве, специально для этого спроектированном и реализованном.

Новая сцена позволила Художественному театру открыть новую линию нашего репертуара: не боясь риска, начать осваивать самые сложные и трудные пьесы, в том числе современные, как российские, так и западные. Отныне у Художественного театра стало целых три сцены: Большая (Основная), Малая и Новая. Есть где развернуться. Я не ставлю знака равенства между апробацией актера на Новой сцене и его же апробацией на Основной. Но это стало очень важной частью наших усилий по легализации и выведению в свет новой мхатовской генерации, как актерской, так и режиссерской.

Кстати, средняя цена билета на спектакли, поставленные на Новой сцене МХТ, не превосходит 250 рублей. Это для меня принципиальное эстетическое и этическое законодательство.

«Антикризисные сезоны»

Антикризисный менеджмент предполагает выход предприятия из кризиса. Предметами моей неустанной заботы и активного поиска является литература, выражающая истинные проблемы времени насущного, и талантливая, разнообразная режиссура.