Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

Хоть я раньше и написал: «В Актасе нас было пятеро татар», но фактически нас было шестеро. Удивительно, можно подумать, специально так подбирали, я один был из Казани, остальных несчастных привезли кого откуда, с разных огородов пообрывали ягодки.

Думая, с кого же первого начать, хочу прежде всех упомянуть Абдуллу Али-казы. Отец у Абдуллы черкес, мать татарка, родился в Японии и там же (если не ошибаюсь!) окончил семь классов татарской школы. Он был настоящим японским шпионом, два раза пересекал российскую границу и чем-то занимался, на третий раз попал в руки русской разведки и приговорён к длительному тюремному сроку. По-черкесски тонкий горбатый нос, высокое, плотное тело, по-татарски говорит чисто, не мешая с русскими словами, лицо открытое, взгляд умного и сильного человека. Вторым человеком, чей формуляр я хотел найти в последнем путешествии в Караганду, был он. Говорю, «хотел посмотреть», потому что Абдуллу я знал серединка на половинку, и всё, что я рассказывал выше, то ли ложь, то ли правда, подобные сведения на зоне, разбухая и без дрожжей, отправлялись в путешествие от одних ушей к другим и называли там подобную чепуху – парашей. Встретив осенью пятьдесят четвёртого года в тюрьме Челябинска близкого друга Абдуллы Сергея Курского (его настоящее имя Дима), я между делом попробовал подёргать и за эту струну. Но загадочный Дима, чей рот, казалось, навечно запечатан, мне так и не открылся. Когда пришло время расставаться, он, поблёскивая стёклышками чёрных очков, протянул мне худую, но очень сильную руку и сказал: «Ваши древние предки, булгары, прощаясь, говорили: «Дом твой мал. Земля Аллаха велика. Помни – может, встретимся!» Возможно, во время этих будущих встреч Курский хотел рассказать мне правду об Абдулле?.. Его намёк я не понял. Даже если очень захотели, мы бы не встретились… Потому что я уверен, не только жизнь Димы, но и судьбы многих, кто вершил рядом с ним большие дела, изумившие не одну Россию, но и весь мир, закончились трагически.

Не могу утверждать, что Абдулла меня принял, полюбил, как родного, потому что для него я тоже был подозрительным, ветреным мальчишкой. Его первым и самым глубоко въевшимся качеством была серьёзность. Он общается только с очень серьёзными людьми, с японцами по-родственному здоровается, если завязывается разговор, прежде скупые на фразы, на вес золота-серебра ценящие каждое оброненное слово офицеры квантунской армии тоже начинают оживлённо беседовать. «О чём вы так страстно разговариваете?» – хотел, но не решился я задать такой вопрос Абдулле, испугался. Это не шутка, передо мной труженик сильной империи… А кто для него я?..

Рассказ о своём путешествии в Караганду я опубликовал в журнале «Идель», там упоминал и о том, что Абдулла с группой арестантов задумали побег. О побеге я знал заранее… Как, от кого я это узнал, может, мой ровесник московский студент Анатолий Кузовкин проболтался – сейчас уже точно не вспомню. Не смог я внедриться ни в дела Абдуллы, ни в его душевные тайны, однако я не расстраиваюсь. Моему почтению и уважению к Абдулле не мешает недостаток информации о его личности. Иногда подробная информация о человеке снижает авторитет к нему. Упаси Господь… Коли уж сам он с гордостью заявлял: «Я татарин!», то и я сегодня отношу его к татарам. Одного татарина, приехавшего на Всемирный конгресс татар из Японии, я долго расспрашивал об Абдулле Али-казы. Абдулла не из пропащих-завалящих, если бы он был жив, японский гость должен хоть что-нибудь знать о нём. К сожалению, он с ним не встречался, ничего о нём не слышал!

Воронкообразный рот и широкий, резко заваливающийся назад лоб, такие внешние приметы были у ярославского татарина Мигдата Динмухаметовича Салахутдинова. Хоть и женился на русской, но татарскости своей ещё не растерял, приятный в общении человек. Некоторое время учился в Казанской консерватории, на вокальном отделении. Однако в Актасе, несмотря на тесное общение, я ни разу не слышал, чтобы он пел. Носит очки. Работает на строительстве посёлка в Актасе, бригадир. На зоне все к нему обращаются на русский манер – Дмитрий Николаевич. Татарскость его в том, что он время от времени зовёт к себе в гости другого татарина, почтенного старца по имени Файзрахман, тот читает суры из Корана, потом Мигдат потчует его чаем. Да и сам хозяин, приняв благочестивый вид, поворачивает картуз козырьком назад и садится на колени, во время чтения Файзрахмана, закрыв глаза, подтверждает услышанные молитвы негромким «аминь!» Мигдат пытается жить по-современному, перевязав оглобельки очков белой резинкой, выходит играть в баскетбол, до седьмого пота скачет за футбольным мячом.

Если скажу, что главным предметом его поклонения были женщины… не поспешу ли я с выводами?.. То и дело облизывая толстые пересохшие губы, он пылко, во всех пикантных подробностях рассказывал о том, как после женитьбы они с женой отмечали медовый месяц, страстно путешествуя с кровати на пол и обратно. Помню… «Балдыз у меня была, свояченица. Не зря в народе говорят, балдыз – бал (мёд), балдыз – май (масло)!.. Утром приходила, жена уже на работе, я в кровати слушаю радио… Не успеет зайти, сразу же кидается ко мне на кровать!.. Молодая, красивая, сладкая!.. Меня прежде всего свели с ума её икры. Ей-богу, какие-то завораживающие икры у балдыз! Я протягиваю руки – она верещит! Верещит, но из объятий не вырывается. Гляжу… а под юбкой-то у неё ничего нет! Ага, думаю, пришло время взъерошить шёрстку у этого дикого оленёнка!.. Решительно притягиваю её к себе… Жду, расплачется или злобно закричит, а она… только смеётся во весь рот!.. «Я давно жду, когда ты приступишь к этому делу», – говорит. Хочешь – пойми, не хочешь – ложись да помирай… Странные они существа, женщины эти!..» Я не успеваю открыть рот, чтобы спросить, что же было дальше, как Мигдат продолжает сладкую речь. «Обе сестрёнки стали моими. Живу с обеими. Не знаю, почувствовала ли что-нибудь жена, но младшая сестра переплюнула её в беззастенчивости. «Разведись с сестрой, женись на мне, будем вместе жить!» – изводила она меня своей назойливостью. «Нам, мусульманам, предписано жить с двумя жёнами», – говорю ей. Она и на это согласна…» Зона, где работал Мигдат, находилась по соседству с женскими землянками, однажды, когда возводимые этажи стали выше забора, мужики совсем с ума посходили. Да и женщины, я скажу тебе, тоже хороши, разденутся почти догола и выходят на белый свет, у мужиков аж в глазах рябит от такого зрелища, сердца