Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

плантаторам не нравится отношение правительства к моему пребыванию в Чампаране. Я понимал также, что даже правительственным чиновникам, хотя они об этом не говорили открыто, вряд ли могло нравиться решение правительства. Поэтому неточные или заведомо искаженные отчеты, по-видимому, еще больше озлобили бы и тех и других, – и их гнев, вместо того чтобы обрушиться на меня, обрушился бы на запуганных и забитых райятов и в значительной степени затруднил бы мои поиски истины в данном вопросе.

Несмотря на принятые мной меры предосторожности, плантаторы начали против меня бешеную кампанию. В прессе стали появляться клеветнические сообщения обо мне и моих товарищах по работе. Но моя крайняя осторожность и верность истине даже в мелочах обратили острие их меча против них самих.

Плантаторы не оставили камня на камне, обливая грязью Браджкишорбабу. Но чем больше они клеветали, тем больше росло уважение к нему со стороны населения.

Положение было настолько щекотливым, что я не счел возможным приглашать лидеров из других провинций. Пандит Малавияджи заверил меня, что стоит мне только написать слово, и он приедет в любой день. Но я не побеспокоил его. Таким образом, мне удалось добиться, чтобы эта борьба не приняла политического характера. Всем лидерам и главным газетам я временами посылал отчеты не для опубликования, а для осведомления. Я понял, что даже в тех случаях, когда цель – политическая, а само дело – политическое, придав такому делу политическую окраску, можно только повредить ему. И наоборот: если вести дело в строго неполитических рамках, оно от этого только выиграет. Борьба в Чампаране показала, что бескорыстная служба народу на любом поприще рано или поздно оказывается полезной для страны и в политическом отношении.

XVI. Методы работы

Для того чтобы дать полное представление об обследовании в Чампаране, потребовалось бы изложить историю чампаранского райята, а это выходит за рамки книги. Обследование в Чампаране – смелые поиски истины и ахимсы, и из всего происшедшего со мной я рассказываю лишь о том, что заслуживает внимания с этой точки зрения. Интересующихся подробностями я отсылаю к истории чампаранской сатьяграхи, написанной на хинди адвокатом Ранджендрой Прасадом. В настоящее время готовится, как мне говорили, английское издание этой книги.

Но вернемся к теме главы.

Вести дальнейшую работу в доме Горакхбабу значило бы заставить беднягу переехать из своего дома. Между тем жители Мотихари все еще боялись сдать нам помещение. Но в конце концов Браджкишорбабу удалось, благодаря его такту, найти нам дом с довольно большим двором, и мы переехали туда.

Вести работу без денег было совершенно немыслимо. Но до сих пор было не принято собирать средства на такого рода дела у самого населения. Браджкишорбабу и его друзья, в большинстве своем вакилы, доставили средства – либо из собственного кармана, либо у своих друзей, когда представлялся случай. Разве могли они просить денег у населения, когда они сами или их друзья имели возможность дать их? Мне это показалось убедительным, и я решил не принимать ни одного медяка от чампаранских райятов, так как это могло быть неправильно истолковано. Я решил также не обращаться за средствами для ведения этого обследования ко всей стране в целом: это придало бы делу всеиндийский политический характер. Бомбейские друзья предложили мне пятнадцать тысяч рупий, но я с благодарностью отказался. Я решил получить сколько возможно с помощью Браджкишорбабу от состоятельных бихарцев, живших вне Чампарана, и, в случае если потребуются еще деньги, обратиться к своему другу доктору Мехте в Рангуне. Последний охотно согласился выслать столько, сколько понадобится. Словом, мы совершенно перестали тревожиться на этот счет. Да вообще нам вряд ли требовались большие суммы, так как мы были склонны проводить жесточайшую экономию, отвечавшую нищете Чампарана. В конечном итоге оказалось, что нам действительно не потребовалась большая сумма. Помнится, мы истратили всего около трех тысяч рупий, сэкономив несколько сотен из собранной суммы.

Странный образ жизни моих новых сотрудников был первое время предметом постоянных насмешек. У каждого вакила был свой слуга, повар и отдельная кухня. Вакилы часто обедали в полночь. Несмотря на то что они сами оплачивали свои расходы, их безалаберность тревожила меня, но, так как мы стали близкими друзьями, возможность превратного понимания друг друга была исключена, и они добродушно воспринимали мои подшучивания. В конце концов все согласились, что слуг следует отпустить, отдельные кухни объединить и соблюдать установленные часы приема пищи. Хотя не все были вегетарианцами, все-таки во избежание расходов на две кухни решено было иметь одну общую вегетарианскую кухню. Кроме того, мы сочли необходимым употреблять в пищу только простые блюда.

Все это сильно уменьшило расходы и сберегло нам массу времени и энергии, что было весьма важно. К нам приходили толпами крестьяне с заявлениями. За ними следовала целая армия провожатых, заполнявших сад, двор и помещение до отказа. Как ни старались мои компаньоны спасти меня от жаждущих получить даршан, часто это им не удавалось, и в установленные часы я вынужден был показываться и давать даршан. Пять-семь добровольцев занимались специально приемом заявлений, но, несмотря на это, многие крестьяне уходили, не успев до вечера подать свое заявление. Нельзя сказать, чтобы каждое заявление представляло ценность, многие из них, в сущности, повторяли одно другое. Но, не приняв всех заявлений, нельзя было удовлетворить народ, и я понимал их чувства.

Принимавшие заявления должны были соблюдать определенные правила. Все райяты подвергались тщательному перекрестному допросу. Тому, кто не выдерживал этой проверки, отвечали отказом. Это, правда, отнимало очень много времени, но зато только таким путем полученные сведения можно было считать бесспорными.

При этих опросах неизменно присутствовал чиновник тайной полиции. Мы могли и не допускать его, но решили с самого начала не возражать против его присутствия, относиться к нему учтиво и давать все возможные сведения. Для нас это было абсолютно безвредно. Наоборот, тот факт, что показания принимаются при чиновниках тайной полиции, придавал больше смелости крестьянам. С одной стороны, у крестьян мало-помалу исчезал чрезмерный страх перед тайной полицией, с другой – присутствие чиновников предупреждало всякие преувеличения в показаниях райятов: чиновник норовил запутать райятов, и те невольно становились осторожнее.

Мне не хотелось раздражать плантаторов, наоборот, обходительностью я надеялся перетянуть их на свою сторону. Поэтому я считал нужным вступать в перепалку с райятами и устраивать свидания с плантаторами, против которых были серьезные обвинения. Я передавал Ассоциации плантаторов жалобы райятов и одновременно знакомился с их точкой зрения по данному вопросу. Одни плантаторы ненавидели меня, другие относились безразлично, и только очень немногие