Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

на заседании комитета. Дискуссия велась вокруг вопроса о сроке, в течение которого правительство должно отменить систему контрактации рабочих. Было внесено три предложения: одно из них гласило – «отменить по возможности скорее», другое – «отменить не позже 31 июля» и третье – «отменить немедленно». Я лично был за указание даты, ибо тогда мы могли решить, что предпринять, если правительство к указанному сроку не выполнит нашего требования. Адвокат Лаллубхай был за «немедленную» отмену. Он говорил, что «немедленно» означает более короткий период, чем «до 31 июля». Я объяснил, что народ не поймет слово «немедленно». Если мы хотим заставить его сделать что-либо, ему надо назвать более определенный срок. И правительство, и народ будут истолковывать слово «немедленно» по-своему. В отношении срока 31 июля не может быть разных толкований, и, если ничего не будет сделано к этому времени, мы сможем принять новые меры. Доктор Рид признал мой довод убедительным, и в конце концов адвокат Лаллубхай также согласился со мной. Мы утвердили дату 31 июля в качестве предельного срока для упразднения системы контрактации. Соответствующая резолюция была принята на массовом собрании. На митингах, прошедших по всей Индии, также были приняты аналогичные решения.

Миссис Джаиджи Петита приложила все свои силы для организации депутации женщин к вице-королю. В число женщин от Бомбея, входивших в состав депутации, я включил леди Тата и ныне покойную Дилшад Бегам. Депутация оказала огромное влияние. Вице-король дал обнадеживающий ответ.

Я посетил Карачи, Калькутту и другие города. Повсюду устраивались многолюдные митинги. Люди были охвачены беспредельным энтузиазмом. Начиная кампанию, я не ожидал ничего подобного.

В те времена я обычно ездил один, и со мной случались удивительные происшествия. За мной по пятам всегда следовали агенты тайной полиции. Но скрывать мне было нечего, поэтому они меня не беспокоили, и я не доставлял им хлопот. К счастью, я тогда еще не имел титула «махатмы», хотя там, где народ знал меня, употребление этого имени было вполне обычным явлением.

Во время одной поездки сыщики беспокоили меня на нескольких станциях, спрашивая билет и записывая его номер. Я, разумеется, с готовностью отвечал на все предлагаемые вопросы. Ехавшие со мной пассажиры принимали меня за садху или за факира. Увидев, что ко мне пристают на каждой станции, они возмутились и принялись бранить сыщиков.

– Чего вы беспокоите понапрасну бедного садху? – говорили они.

– Разве вы не показывали этим негодяям своего билета? – спрашивали они меня.

Я возразил мягко:

– Мне нетрудно показать билет. Они ведь исполняют свои обязанности.

Пассажиры не удовлетворились моим ответом, они все больше выказывали мне свои симпатии и протестовали против такого несправедливого обращения с ни в чем не повинным человеком.

Но сыщики – это еще полбеды. Действительной пыткой были поездки в вагонах третьего класса. Самой тяжелой была поездка из Лахора в Дели. Я ехал тогда из Карачи в Калькутту через Лахор, где мне нужно было пересесть в другой поезд. Я никак не мог найти свободного места в поезде. Вагоны были битком набиты. Иные, посильнее, кое-как пробирались в вагон, нередко через окошко, когда двери были заперты. Мне нужно было быть в Калькутте к дню, назначенному для митинга, и если бы я не попал на этот поезд, то не поспел бы вовремя. Я уже потерял почти всякую надежду, что попаду на поезд. Вдруг какой-то носильщик, увидев мое отчаяние, подошел ко мне и сказал:

– Давайте двенадцать анн, и я достану вам место.

– Хорошо, – сказал я. – Вы получите двенадцать анн, если найдете мне место.

Носильщик обежал все вагоны, умоляя пассажиров потесниться, но никто не обращал на него внимания. В самый последний момент, когда поезд должен был уже тронуться, один пассажир сказал:

– Места здесь нет. Но если хочешь, втисни его сюда. Разумеется, ему придется стоять.

– Решайте, – обратился ко мне носильщик.

Я тут же согласился, и носильщик втиснул меня через окно. Таким образом, я очутился в вагоне, а носильщик получил свои двенадцать анн.

Ночь для меня была пыткой. Другие пассажиры кое-как уселись. Я простоял два часа, держась за цепь верхней койки. Некоторые пассажиры постоянно беспокоили меня.

– Почему вы не садитесь? – спрашивали они.

Я пытался объяснить им, что сесть некуда. Но они не могли спокойно относиться к тому, что я стою у них перед глазами, хотя сами лежали, растянувшись на верхних полках во весь рост, и не переставали досаждать меня, а я только вежливо отвечал им. В конце концов это несколько смягчило их.

Кто-то спросил, как меня зовут. Услышав мое имя, они устыдились и, извинившись, устроили мне место. Таким образом, я был вознагражден за свое терпение. Я смертельно устал, кружилась голова. Бог оказал мне помощь как раз в тот момент, когда я больше всего нуждался в ней.

Кое-как я добрался до Дели, а затем до Калькутты. Махараджа Кассимбазара, председательствовавший на митинге в Калькутте, оказал мне гостеприимство. Так же как и в Карачи, здесь ощущался безграничный энтузиазм. На митинге присутствовали несколько англичан.

Еще до 31 июля правительство объявило, что эмиграция законтрактованных рабочих из Индии прекращена.

В 1894 г. я представил первую петицию протеста против системы контрактации рабочих и уже тогда надеялся, что эта система «полурабства», как ее называл сэр В. В. Хантер, когда-нибудь перестанет существовать.

Многие помогали мне во время кампании против системы контрактации, но я не могу не сказать, что развязку ускорила возможность сатьяграхи.

Более подробно об этой кампании и о тех, кто принимал участие в ней, можно прочесть в моей книге о сатьяграхе в Южной Африке.

XII. Пятно индиго

Чампаран – страна царя Джанаки. Эта местность изобилует теперь рощами манго, а до 1917 г. она была в значительной части покрыта плантациями индиго. По закону арендаторы в Чампаране обязаны были отводить под индиго для своего землевладельца по три участка из каждых двадцати участков арендуемой земли. Эта система называлась тинкатия, так как три каттхи из двадцати, составляющих акр, отводились под индиго.

Должен сознаться, что до того времени никогда не слыхал даже названия Чампаран, не говоря уже о том, что не знал его географического положения и не имел почти никакого представления о плантациях индиго. Я видел тюки индиго, но меньше всего думал о том, что индиго произрастает и возделывается в Чампаране и что это продукт невероятно тяжелого труда многих тысяч земледельцев.

Раджкумар Шукла был одним из земледельцев, стонавших под тяжестью этого ига. Он горел желанием сбросить гнет индиго с тысяч крестьян, которые страдали, как и он.

Я встретил этого человека