Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

Одновременно с прекращением денежной помощи появились слухи о возможном общественном бойкоте. Мы были готовы ко всему. Я заявил компаньонам, что мы не оставим Ахмадабада, если даже нас будут бойкотировать и лишат самого необходимого. Мы скорее перейдем в квартал неприкасаемых и будем жить на те средства, которые сумеем заработать физическим трудом.

Дошло до того, что в один прекрасный день Маганлал Ганди сообщил мне:

– Денег больше нет, и жить в следующем месяце не на что.

– Ну что ж, переедем в квартал неприкасаемых, – спокойно ответил я.

Мне не впервые приходилось подвергаться подобному испытанию. Всякий раз в последнюю минуту Бог помогал нам.

Однажды утром, вскоре после того, как Маганлал предупредил о денежных затруднениях, кто-то из детей прибежал ко мне и сказал, что меня на улице ждет в автомобиле какой-то шет, который хочет поговорить со мной. Я вышел к нему.

– Мне хотелось бы оказать помощь ашраму, – сказал он. – Примите вы ее?

– Безусловно, – сказал я. – Признаюсь, что у нас как раз иссякли все средства.

– Я буду здесь завтра в это же время. Застану ли я вас?

– Да, – ответил я, и он уехал.

На другой день точно в назначенный час к нам подъехал автомобиль и раздался гудок. Дети прибежали за мной. Шет отказался войти в дом. Я вышел к нему, и он, вручив мне тринадцать тысяч рупий в банкнотах, уехал.

Я никак не ожидал такой помощи. И каким оригинальным способом она была оказана! Этот господин никогда раньше не посещал ашрам. Насколько помнится, я только раз видел этого человека. Не заглядывая к нам и без всяких расспросов, он просто помог и уехал. Это был совершенно исключительный случай в моей практике. Оказанная помощь отсрочила наше переселение в квартал неприкасаемых. Мы были вполне обеспечены на год.

Но буря разразилась и в ашраме. В Южной Африке мои друзья из неприкасаемых приходили ко мне, жили и ели со мной, однако здесь моей жене и другим женщинам, видимо, пришлось не по вкусу принятие неприкасаемых в ашрам. Мои глаза и уши без труда отмечали холодное, если не недоброжелательное отношение к Данибехн. Денежные затруднения не причинили мне беспокойства, но этого я переносить не мог. Данибехн была обыкновенной женщиной. Дадабхай был человек с небольшим образованием, но толковый. Я ценил его терпение. Иногда он взрывался, но в целом я был доволен его выдержкой и просил не обращать внимания на мелкие обиды. Он не только согласился, но и убедил жену поступать так же.

Принятие семьи неприкасаемых было хорошим уроком для ашрама. С самого начала мы заявили на весь мир, что ашрам не поощряет неприкасаемость. Желавшие помогать ашраму, таким образом, получили от нас предостережение, и работа ашрама в этом направлении была значительно упрощена. То обстоятельство, что с каждым днем растущие расходы по ашраму покрывались пожертвованиями, поступавшими преимущественно от правоверных индусов, пожалуй, с очевидностью указывает, что предрассудок о неприкасаемости поколеблен. Есть много других доказательств, но тот факт, что правоверные индусы не колеблясь помогали ашраму, где мы ели вместе с неприкасаемыми, не меньшее подтверждение этому.

Я сожалею, что вынужден пройти здесь мимо ряда деталей, касающихся данного вопроса и поясняющих, каким образом мы разрешали щекотливые вопросы, возникавшие из основной проблемы, и как преодолевали неожиданные затруднения. Я опускаю и много других вопросов, которые весьма важны для описания моих поисков истины.

То же самое придется сделать и в последующих главах. Я вынужден буду опускать важные подробности, так как большинство героев этой драмы еще живы и без разрешения было бы неправильно называть их имена в связи с событиями, в которых они участвовали. Испрашивать у них согласие или предложить им просматривать те главы, в которых они упоминаются, вряд ли было бы целесообразно. Да и вообще, подобная процедура уже выходит за рамки работы над автобиографией.

Я опасаюсь поэтому, что остальная часть книги при всей ее важности для ищущих истину будет страдать многими неизбежными пробелами. Тем не менее я желаю и надеюсь, если того пожелает Бог, довести свое повествование до периода несотрудничества.

XI. Конец эмиграции законтрактованных рабочих

Покинем на некоторое время ашрам с его внутренними и внешними бурями и вкратце коснемся другого вопроса, который привлек мое внимание.

Законтрактованными рабочими назывались рабочие, эмигрировавшие из Индии для работы по контракту, заключенному на пять и менее лет. Хотя по так называемому соглашению Смэтс – Ганди, заключенному в 1914 г., налог в три фунта стерлингов, взимаемый с каждого законтрактованного, прибывающего в Наталь, был отменен, проблема эмиграции из Индии требовала еще внимания.

В марте 1916 г. пандит Мадан Мохан Малавияджи внес в Индийский законодательный совет резолюцию об отмене системы контрактации рабочих. В связи с этим предложением лорд Гардинг заявил, что он «уже получил от правительства его величества обещание со временем отменить» эту систему. Но я чувствовал, что Индия не может удовлетвориться столь неопределенным заверением и что нужно начать пропагандистскую кампанию за немедленную отмену этой системы. Индия до сих пор терпела контрактацию только по нерадивости. Я считал, что уже настало время, когда народ мог бы с успехом начать кампанию за устранение этого зла.

Я повидался с видными общественными деятелями, поместил ряд статей в газетах и убедился, что общественное мнение всецело за немедленную отмену системы контрактации. Достаточна ли эта причина для того, чтобы прибегнуть к сатьяграхе? Я не сомневался, что вполне достаточна, но не знал modus operandi[16].

Тем временем вице-король разъяснил, что обещание «со временем отменить „систему“ следует понимать в том смысле, что контрактация будет отменена по прошествии разумного срока, достаточного для проведения альтернативных мероприятий».

Итак, в феврале 1917 г. пандит Малавияджи попросил разрешения внести законопроект о немедленном упразднении системы контрактации. Лорд Челмсфорд не дал такого разрешения. Тогда я предпринял поездку по стране, чтобы поднять всю Индию на кампанию за отмену системы контрактации.

Предварительно я счел нужным нанести визит лорду Челмсфорду и попросил принять меня. Он немедленно согласился. Мистер Маффи, теперь сэр Джон Маффи, был его личным секретарем. Я связался с ним, а затем имел в известной мере удовлетворившую меня беседу с лордом Челмсфордом, который обещал мне свое содействие, но в неопределенной форме.

Начал я свою поездку с Бомбея. Мистер Джехангир Петита взялся созвать собрание от имени «Имперской ассоциации гражданства». Исполнительный комитет ассоциации устроил заседание для выработки резолюций, которые надлежало предложить на этом митинге. Доктор Стенли Рид, адвокат (теперь сэр) Лаллубхай Самалдас, адвокат Натараджан и мистер Петита присутствовали