Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

Гошала, находившаяся в Беттиа, еще продолжает существовать, но она не стала образцовой; в Чампаране волов по-прежнему заставляют сверх меры работать. Люди, именующие себя индусами, все так же жестоко обращаются с бедными животными, дискредитируя этим свою религию.

Меня тяготит мысль, что это дело осталось невыполненным, и, когда при посещении Чампарана мне приходится выслушивать деликатные упреки моих приятелей-марвари и бихарцев, я с тяжелым вздохом вспоминаю о планах, от которых я вынужден был так внезапно отказаться.

Просветительная работа в той или иной мере продолжается во многих местах. Но работа по защите коров не пустила глубоких корней и поэтому не двигается вперед в желательном направлении.

Пока вопрос о крестьянах Кхеды находился в стадии обсуждения, я занялся делом фабричных рабочих в Ахмадабаде.

Я оказался в очень щекотливом положении. Требования фабричных рабочих были основательны. Шримати Анасуябехн приходилось в данном случае бороться против собственного брата, адвоката Амбалала Сарабхая, который вел дело от имени владельцев фабрики. Я находился с ними в дружественных отношениях, и это еще более затрудняло борьбу. Я посоветовал фабрикантам передать спорный вопрос на арбитраж, но они отказались признать самый принцип арбитража.

Тогда я вынужден был предложить рабочим начать забастовку. Предварительно я установил тесный контакт с рабочими и их руководителями и разъяснил, при каких условиях забастовка может быть успешной:

1. Никогда не прибегать к насилию.

2. Никогда не задевать штрейкбрехеров.

3. Ни в коем случае не зависеть от благотворительности.

4. Оставаться стойкими, сколько бы ни продолжалась забастовка, и зарабатывать во время забастовки на хлеб каким-нибудь другим честным трудом.

Руководители забастовки поняли и приняли эти условия, а рабочие на общем собрании поклялись не приниматься за работу до тех пор, пока не будут удовлетворены их требования или пока фабриканты не согласятся передать спорный вопрос на рассмотрение арбитража.

Именно во время этой забастовки я близко познакомился с адвокатами Валлаббхаем Пателем и Шанкарлалом Банкером. Шримати Анасуябехн я хорошо знал раньше.

Мы ежедневно устраивали митинги бастующих в тени под деревом на берегу Сабармати. Рабочие тысячами собирались на эти митинги, и в своих речах я напоминал им об их клятве, об их долге сохранять мир и не терять чувства собственного достоинства. Рабочие ежедневно проходили мирными процессиями по улицам города с плакатами, на которых было начертано эк-тек (соблюдай клятву).

Забастовка продолжалась двадцать один день. Я время от времени совещался с фабрикантами и умолял их отнестись справедливо к рабочим.

– У нас тоже есть своя клятва, – отвечали они мне обычно. – Мы относимся к рабочим, как родители к детям… Допустимо ли здесь вмешательство третьих лиц? Ни о каком третейском суде не может быть и речи!

XXI. Картинка жизни ашрама

Прежде чем описывать дальнейшие события, происшедшие во время трудового конфликта, необходимо вкратце осветить жизнь ашрама. В Чампаране я постоянно думал об ашраме и время от времени ненадолго заезжал туда.

Ашрам в тот период находился в Кочрабе, небольшой деревушке около Ахмадабада. В деревушке вспыхнула чума, и я усмотрел в этом очевидную опасность для детей, живших в ашраме. Как бы тщательно ни соблюдались в ашраме правила чистоты и гигиены, уберечься от последствий антисанитарного окружения было очень трудно. Мы не могли заставить население Кочраба соблюдать эти правила и не могли помочь им другим способом.

Нашим идеалом было основать ашрам где-нибудь подальше от города и деревни и все же не на очень далеком расстоянии от них. В один прекрасный день мы решили приобрести для этого участок земли.

Я понимал, что чума более чем достаточная причина, чтобы покинуть Кочраб. Ахмадабадский купец Пунджабхай Хирачанд уже давно завязал тесные сношения с ашрамом и часто оказывал нам бескорыстную помощь. Он хорошо знал положение дел в Ахмадабаде и вызвался подыскать подходящий участок земли. В поисках участка мы с ним объездили все окрестности к северу и югу от Кочраба, и я попросил его найти участок тремя или четырьмя милями севернее Кочраба. Он остановился на том местечке, где мы живем сейчас. Особая привлекательность местечка заключалась для меня в его соседстве с центральной тюрьмой Сабармати. Поскольку пребывание в тюрьме – обычный удел сатьяграхов, мне понравилось это местоположение. Кроме того, я знал, что обычно для тюрем выбирается здоровая во всех отношениях местность.

Покупка совершилась в течение восьми дней. На участке не было ни построек, ни деревьев. Но его большое преимущество заключалось в близости реки и уединенности.

Мы решили временно, пока не будет построено постоянное здание, поселиться в палатках. Для кухни соорудили навес.

Население ашрама медленно увеличивалось. Нас было уже более сорока душ – мужчин, женщин и детей, пользовавшихся общей кухней. Идея о переселении принадлежала мне, а ее осуществление на практике было, как всегда, возложено на Маганлала.

Пока мы не построили постоянного здания, приходилось очень тяжело. Надвигался период дождей, за провизией надо было ходить в город, расположенный в четырех милях от ашрама. Пустырь вокруг кишел змеями, и жить в таких условиях с маленькими детьми было немалым риском. Общее правило гласило: змей не убивать, – хотя должен признаться, что все мы и теперь не можем побороть чувство страха перед этими пресмыкающимися.

Правило не убивать ядовитых пресмыкающихся выполнялось и в Фениксе, и на ферме Толстого, и в Сабармати; причем каждый раз мы поселялись на пустырях, однако смертельных случаев от укусов у нас ни разу не было.

Взирая на все это оком верующего человека, я ощущаю в подобных обстоятельствах руку милосердного Господа. Не надо придираться, говоря, что Бог не может быть вездесущим и что у Него нет времени вмешиваться в обыденные дела людей. У меня нет других слов для того, чтобы выразить существо дела, описать единообразие моих опытов. Человеческий язык в состоянии лишь весьма несовершенно рассказать о путях Господних. Я сознаю, что они неописуемы и неисповедимы. Но если простой смертный осмеливается говорить о них, у него нет лучшего средства, чем собственная нечленораздельная речь. Даже если считать предрассудком веру в то, что не случайными обстоятельствами, а милостью Бога объясняется тот факт, что в течение двадцати пяти лет, несмотря на отказ от убийства, никому из нас не был причинен вред, и если считать предрассудком веру в то, что здесь проявилась милость Бога, я готов придерживаться этого предрассудка.

Во время забастовки фабричных рабочих в Ахмадабаде мы заложили основы ткацкой мастерской в ашраме, так как в