Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

возможность вести бизнес на тех началах, которые они считают цивилизованными и к которым привыкли, т. е. на рыночных началах, чтобы они вновь не испытали на себе все «прелести» национализации. Без этого добиться притока инвестиций, в которых советское государство остро нуждалось для восстановления разрушенного революцией и войной народного хозяйства и его последующего технического переоснащения, было невозможно. Поэтому изначально в задиристо провозглашенный лозунг пришлось внести существенные коррективы. Можно констатировать, что уже с первых лет существования советской власти велись поиски оптимальных форм сочетания в области экономики публично– и частноправовых начал регулирования соответствующих отношений. Продолжаются они, причем не только в области экономики, но и в иных сферах социального управления, к сожалению, не всегда успешно, и в наши дни. В зависимости от обстоятельств на первый план в правовом регулировании выдвигались то публично-правовые, то частноправовые начала. Нельзя сбрасывать со счетов, что страна как в двадцатых, так и тридцатых годах жила в состоянии мобилизационной готовности, которое особенно усилилось после прихода к власти в Германии нацистов, с открытым забралом заявивших о стремлении к мировому господству и ниспровержению сложившегося в СССР строя.

Нужно учитывать, что в юридической науке постоянно велась с переменным успехом борьба за лидерство среди таких амбициозных фигур, как П. И. Стучка, Н. В. Крыленко, А. Я. Вышинский, Е. Б. Пашуканис, А. Г. Гойхбарг и другие. К сожалению, в полемике они очень часто использовали административный ресурс, далеко выходя за рамки научных дискуссий и не гнушаясь предъявлять друг другу обвинения политического характера. Для многих это закончилось трагически – обвинения, которые они предъявляли другим, в конечном счете обернулись против них самих. Неплохо, чтобы из имевших место трагических событий все мы извлекли необходимые уроки и в ходе дискуссий, как бы они ни были порой остры, не выходили за рамки, принятые в научном сообществе.

Примечательна судьба одного из представителей рода Ширвиндтов – Евсея Густавовича Ширвиндта. Он – дядя основателя известной династии артистов и журналистов. Один из представителей этой династии подвизается ныне на ниве цивилистики.

В 1925 г. Е. Г. Ширвиндт – один из основателей Государственного института по изучению преступности и преступника (предтечи нынешнего Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ), председатель Совета по руководству институтом и его директор. Одновременно Ширвиндт – начальник Главного управления местами заключения НКВД РСФСР. Наркомом внутренних дел РСФСР в то время (с 1923 по 1927 г.) был А. Г. Белобородов, который происходил из уральских рабочих, имел низшее образование. В 1918 г., будучи председателем исполкома Уральского Совета, подписал решение Совета о расстреле Николая II и его семьи. Занимал различные должности в ЧК, помогал Троцкому организовывать трудовые армии. Как троцкист был снят с должности наркома внутренних дел и в 1938 г. расстрелян.

Что же касается Ширвиндта и руководимого им института, то после снятия Белобородова с должности наркома над институтом стали сгущаться тучи. Острая борьба за пальму первенства развернулась между институтом и секцией государства и права Коммунистической академии, где лидером был Е. Б. Пашуканис. По его мнению, если институт по изучению преступности – это не только практическое, но и теоретическое учреждение, то ему не уйти от гегемонии Коммунистической академии – центра марксистской мысли. В институте же марксист, как полагал Е. Б. Пашуканис, – один Е. Г. Ширвиндт, а основной состав ученых – не марксисты. В то время (1929 г.) это было тяжкое политическое обвинение, за которым последовали оргвыводы, а затем – репрессии, которые настигли едва ли не всех участников имевших место дискуссий. Наиболее суровые репрессии обрушились как раз на тех, кто считали себя столпами марксистской мысли и беспощадно критиковали других за отступничество от нее. Е. Б. Пашуканис, Г. И. Волков, А. Э. Эстрин были расстреляны. С Е. Г. Ширвиндтом и С. Я. Булатовым обошлись «мягче»: они были отправлены на длительный срок в ГУЛАГ, где могли, что называется, изнутри ознакомиться с пенитенциарной системой, которую пестовали. Оба уцелели и по возвращении продолжали работать в области права. Е. Г. Ширвиндт принимал участие в научной сессии, посвященной кодификации советского республиканского законодательства, состоявшейся в 1957 г., и выступал на секции по кодификации уголовного законодательства. На его выступлении положительно сказался личный опыт, приобретенный в местах лишения свободы. В частности, он упрекнул. М. Д. Шаргородского в недооценке самих сроков лишения свободы (он-то оценил их сполна!), поддержал институт условно-досрочного освобождения и институт зачета рабочих дней. При отказе от них, полагал Ширвиндт, исправительно-трудовые учреждения превратятся в обычные тюремные учреждения. Но тогда беспокоиться нужно лишь о том, чтобы в местах заключения были крепкие запоры, хорошие решетки и т. д. 22 сентября 1958 г. Е. Г. Ширвиндт скоропостижно скончался[102].

Пожалуй, наиболее зловещей фигурой из названных персонажей был А. Я. Вышинский. Почему Сталин для наведения казарменного порядка в юридической науке остановил свой выбор именно на нем, возможно, помогут разобраться некоторые моменты как в личной биографии Вышинского, так и в его извилистом политическом пути. Об этом поведал председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР Борисоглебский, который был председательствующим по известному делу Пеньковского. Напомним, что за измену Родине Пеньковский был приговорен к высшей мере наказания – смертной казни и расстрелян. Вскоре после завершения дела Пеньковского в Ленинград приехал Борисоглебский, который встретился с коллективом юридического факультета нашего Университета. И вот что я от него на этой встрече услышал.

Сталин и Вышинский были участниками Батумской демонстрации, рассеянной полицией. После демонстрации оба оказались в тюрьме, в одной камере. По рекомендации Сталина Вышинский был избран тюремным старостой. Родители Вышинского – состоятельные владельцы аптек в Варшаве посылали своему сыну богатые передачи в тюрьму. По законам тюремного братства Вышинский делился содержимым передач со своими сокамерниками, в том числе и со Сталиным. Сталин это помнил. Свыше сорока лет спустя, когда в Кремле происходил прием по случаю Дня Победы, Сталин, находясь в зените своей славы и благодушном расположении духа, подошел к Вышинскому, похлопал его по плечу и сказал: «А вы были неплохим тюремным старостой». В ответ Вышинский угодливо осклабился, по-видимому, донельзя обрадованный лаской хозяина. Не этим ли объясняется, почему меньшевик Вышинский, стоявший во главе московской милиции и поначалу отказывавшийся признать власть большевиков, вступивший в партию лишь в 1920 году, неожиданно для всех оказывается в фаворе и выполняет роль государственного обвинителя, т. е. рупора Сталина на самых страшных политических процессах тридцатых годов? По-видимому, Сталин смело мог на него положиться уже потому, что в любой момент мог прихлопнуть Вышинского, опираясь на его эсеровское и меньшевистское прошлое[103].

Вышинский тоже всю жизнь был