Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

ради одного убитого посла рисковать дружбой с большевиками! Он простит Ленину это убийство. Как простит Скоропадскому убийство Эйхгорна. Да и Ленин предпочтительнее русского Скоропадского! Пусть большевики не переживают.

Что? Большевики не пользуются никакой поддержкой в обществе и будут со дня на день свергнуты?.. Тем более! Наша задача – оказать им всемерную поддержку.

Передайте Министерству иностранных дел следующее: «Мы сохраняем союз с большевиками. Латышей и немецких интернационалистов снабдить немецким золотом, отправить на подавление ярославского восстания и против чехословаков! Поставьте в известность Совнарком, что большевики могут, ничего не опасаясь, переместить войска из Петрограда на восток для борьбы с чехами. Дабы не закрывать дальнейшего сотрудничества с единственной партией, принявшей условия Брестского договора, большевикам будет оказана со стороны Германии еще более широкая помощь».

Этот приказ решил судьбу большевиков, Тараса Петровича и самого Вильгельма.

И, разумеется, царственных мучеников.

2

Все утро моросил дождь. Днем он прекратился, но еще долго рваные тучи носились по небу, угрожая снова опрокинуть на город ведра холодной противной влаги. Прохожие ежились, и лица их были такими же хмурыми, как тот июльский день тысяча девятьсот восемнадцатого года во святом граде апостола Петра.

Вторые сутки Глеб бродил по городу, не находя пристанища.

Человек, к которому он ехал, был главой одной из немногих монархических организаций, ставивших целью спасение государя и его семьи. Вместе с тремя офицерами Глеб был отправлен в Тобольск для разведывания обстановки на месте. После ареста по подозрению в сношении с государем офицеров, просидевших месяц в кутузке, освободили по подписке о невыезде. Большевики к тому времени уже захватили в Тобольске власть, оставаться в городе стало опасно, тем более что денег для проведения операции собрать так и не удалось и спасательный отряд гардемаринов в Тобольск не прибыл. Пришлось разными путями возвращаться в Петроград. Ходили слухи (им мало кто верил), что немцы предполагают прогнать большевиков и снова усадить на трон Николая при условии заключения с ним сепаратного мира, что именно для этого государя по требованию немцев из Тобольска везут в столицу, что якобы Уральский совет умышленно задержал его поезд в Екатеринбурге… да мало ли какие слухи носились по просторам Российской империи-совдепии.

Увы, все попытки предпринять что-нибудь серьезное до сих пор заканчивались неудачей. Не раз Глеб впадал в бешенство, вспоминая поиски помощи своему государю, эти просьбы подачек – Христа ради (царя ради). Целые месяцы бездарно уходили на то, чтобы наскрести хоть крохотную сумму, но и эти жалкие крохи жертвовали отнюдь не звездоносные «монархисты»…

То ли адрес, который ему дали, оказался неверным, то ли человек, проживавший по этому адресу, съехал с квартиры; идти было некуда. Он стал на остановке трамвая, не потому что ему нужно было куда-нибудь ехать, просто стоять посреди улицы было бы совсем странно. Трамваи ходили редко, и на остановках всегда собиралась толпа. Вот и здесь стояли такие же хмурые, молчаливые и озабоченные люди, как и повсюду в Петрограде. Изредка возникала короткая перепалка, окружающие не обращали на нее внимания. Очевидно, ни у кого не было лишних эмоций. Каждый берег остаток сил даже и для такой потерянной жизни, боясь расплескать задаром их остаток.

От нечего делать Глеб стал рассеянно читать расклеенные на тумбе с афишами газетные листы. «Расстрел Николая Романова» – прочел он заголовок и как загипнотизированный застыл на месте, вперив взгляд в обыкновенные русские буквы, сложившиеся в зловещий и ужасный смысл. Потом он перевел недоумевающе-мучительный взгляд на толпу, словно ища в ней поддержки, словно не доверяя своим глазам и вопрошая: «Люди добрые, вы видели? Что же это такое? Очередная большевистская утка? Или, быть может…»

И, словно отвечая на его немой вопрос, звонкий надтреснутый мальчишеский голос разнес над трамвайной остановкой весть:

– Расстрел Николая Романова! Уральские рабочие покончили с Николаем Кровавым! Полковник Романов расстрелян!

Сердце громко ухнуло и беззвучно опустилось вниз.

И?.. Сейчас что-то произойдет. И завеса в храме раздерется пополам. И сотрясется земля. И отверзутся гробы. И тела усопших воскреснут! И люди возопиют! Возопиют камни!..

Ему показалось, что он громко закричал. Но его крика никто не услышал. Люди всё так же ежились от дождя, не обращая внимания ни на афишную тумбу, ни на назойливые визгливые крики мальчишки-газетчика.

– Достукался! – прохрипел рядом чей-то мужской голос.

– Туда ему и дорога, – поддакнул другой.

– Щупленького офицерика не жаль, он всегда был с мертвечинкой…

Кровь бросилась в лицо, Глеб резко обернулся (кто это сказал?!), намереваясь дать пощечину говорившему.

Говорила проходившая мимо под руку с маленьким носатым человечком красивая рыжеволосая дама.

Голова закружилась. «Это, наверное, от голода», – успел подумать Глеб и потерял сознание.

Очнулся он на скамейке в скверике. Над ним стоял человек и прыскал ему в лицо водой.

– Благодарю… – еле шевеля губами, прошептал Глеб.

Человек, двоившийся в глазах Глеба, улыбнулся.

– А я смотрю, ты ли это, Глебушка? Тебя не узнать…

Глеб широко открыл глаза, с трудом узнавая брата.

– Тебя тоже, Павел…

Некоторое время братья изучающе всматривались друг в друга. Они не виделись почти четыре года, с начала войны. Глеб был обросший, в рваной солдатской шинели, подпоясанной веревкой, на ногах разные сапоги. Павел – страшно худой, в «буржуйском» гражданском, оба не похожие на себя прежних.

– Что-то я не совсем понял… – медленно произнес Глеб. – В газете написано… будто бы государя…

– Расстреляли, – подтвердил Павел.

– Проклятые немцы!.. – простонал Глеб и закрыл глаза.

– Ты думаешь, это немцы?

– Да нет же! Расстреляли не немцы! Но немцы могли бы помочь! Могли спасти!..

– Для чего же им спасать государя, когда он ни за что на свете не признал бы этот похабный мир? Нет, они теперь кровно повязаны с иудами-большевиками…

– Это конец, – прошептал Глеб. – Россия не может быть без царя…

– Царь будет. Отчего же? Большевистский царь Ленин или Троцкий, – усмехнулся Павел.

– О нет! Лучше уж… – Он не договорил, ибо и сам не знал, что может быть хуже власти Ленина – Троцкого над Россией.

– Царь Ирод по попущению Божию, отчего нет? – продолжал Павел. – Бывало и такое. И религия соответствующая… Говорят, их революционная Валькирия-Коллонтай особенно постаралась в женском вопросе… в смысле социализации.

– И ты думаешь, народ все это примет?

– Народ ведь он, Глебушка, разный… Ведь это когда он был един! Да и был ли един?.. Знаешь, я много думал обо всем, что произошло в марте семнадцатого, и пришел к некоторым весьма неутешительным выводам насчет народа и вообще всей истории государства Российского.

– К каким же именно?

– Это долгий разговор. Но если совсем