Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

Старец остановился. Князь подошел под благословение, сложив руки горстью, склонился.

– На какое доброе дело, княже, просите благословение?

Георгий Евгеньевич потупился. Опять объяснять необъяснимое, то, что им, монахам, трудно постичь…

– Извольте видеть, батюшка, генерал Алексеев собирает Добровольческую армию, чтобы освободить матушку-Россию от супостатов-большевиков. Просим вашего благословения на святую борьбу…

– С народом, – закончил отец Анатолий.

– Не с народом! Не с народом! – горячо воскликнул князь. – За народ! За единое-неделимое отечество! За Учредительное собрание, на котором будет выбрана достойная народа России власть!..

– Достойная народа России власть есть самодержавие Романовых на вечные времена, в чем и клялся народ русский Богу в одна тысяча шестьсот тринадцатом году, – отчеканил батюшка. – Нет, княже, для вас моего благословения. Простите…

– Что это вы, батюшка, говорите? Ведь генерал Алексеев – истинный вождь России! Ее спаситель!

– Наш великий мученик государь отрекся от престола, чтобы избежать гражданской войны, а вы желаете ее развязать… Не угодно сие Богу, князь. Бог отнимет всех вождей от России, чтобы отныне только на Него уповали русские люди… если опомнятся. Прощайте. – И отец Анатолий скрылся в низеньких дверях деревянной хибарки.

Потрясенный отказом старца, князь так и застыл на месте. В недоумении поглядел на послушника, а тот, встретившись с ним взглядом, сделал быстрый полупоклон и тоже заспешил скрыться в дверях домика. Князь остался стоять на заснеженном крыльце один, ничего не понимая. Как же так? Им отказано в благословении, когда они всё готовы отдать, всем пожертвовать для спасения Родины, даже собственной жизнью! Что же это, в глазах Божиих ничего не стóит? Ведь больше нет той любви, чем отдать душу свою за друзей своих, а мы… а мы…

«Ничего… – хмурился князь. – Поеду к патриарху. Тихон благословит».

И, не заходя в храм, не поклонившись могилкам старцев, Георгий Евгеньевич вышел из ворот монастыря и приказал кучеру ехать обратно в гостиницу, в Козельск.

Но не пришлось Георгию Евгеньевичу возвращаться в Москву. В Козельске он получил письмо, предупреждающее о нежелательности его возвращения в столицу. Опасаясь ареста, он выехал в Тюмень, а потом и далее, за границу.

32

«Как тяжело читать газеты… Где мы? Куда дошли? Но Господь спасет Родину. В это крепко верю…

Сколько гадостей о нем пишут: слабоумие и т. д. Хуже и хуже, бросаю газеты, больно, больно все время. Все хорошее забыто, тяжело ругательства про любимого человека читать, несправедливость людей, никогда ни одного хорошего слова… Когда про меня гадости пишут – пускай, это давно начали травить, мне все равно теперь, а что его оклеветали, грязь бросают на помазанника Божия, это чересчур тяжело. Многострадальный Иов… С покорностью, без ропота все переносит, его касающееся, но как за Родину страдает… за армию. Невыносимо тяжело видеть эту быструю разруху во всем… обидно, больно – вся работа пропала… Лишь Господь его ценит и наградит за его кротость. Как сильно внутри страдает – этого никто не видит. Разве будет другим показывать, что внутри делается, ведь страшно свою Родину любит, как же не болеть душой, видя, что творится. А армия… плачу, не могу читать, бросаю все и вспоминаю страдания Спасителя, Он для нас, грешных, умер, умилосердится еще, может быть… Господь спасет еще дорогую Родину, но терпеливо придется ждать. Всем существом своим верю в Бога, и все, что случится, не отнимет эту веру. Знаю, что Он все понимает и все к лучшему творит… Если награда не здесь, то там, в другом мире, и для этого мы и живем… Он, Всемогущий, все может. Услышит наконец молитвы страдающих, простит и спасет, когда кажется, что конец всему. Кто свою Родину любит, тот не должен веру потерять в то, что она спасется от гибели, хотя все идет хуже. Надо неколебимо верить. Надо перенести все эти унижения, все гадости, ужасы с покорностью (раз не в силах помочь). И Он спасет, долготерпелив и милостив, не прогневается до конца. Проснутся многие, ложь откроется, вся фальшь, весь народ не испорчен, заблудились, соблазнились. Некультурный, дикий народ, но Господь не оставит, и Святая Богородица заступится за Русь бедную нашу…

Дух у всех семи бодр. Господь так близок, чувствуешь Его поддержку, удивляешься часто, что переносишь вещи и разлуки, которые раньше убили бы. Мирно на душе, хотя страдаешь сильно за Родину, но знаешь, что в конце концов все к лучшему…

Боже мой, эти переговоры о мире – позор величайший, Господь этого не допустит. Душа как-то чувствует свет. Невозможно падать духом. Терпеть надо еще и молиться… Больно, обидно, досадно, стыдно, страдаешь, все болит, исколото, но тишина на душе, спокойная вера и любовь к Богу, Который Своих не оставит, и молитвы усердных услышит, и помилует, и спасет. Люди ничего не могут. Один Он спасет, оттого надо беспрестанно Его просить, умолять спасти Родину дорогую, многострадальную. О Боже, спаси Россию! Это крик души и днем и ночью – все в этом для меня, только не этот постыдный, ужасный мир…

Такой кошмар, что немцы должны спасти всех и порядок наводить. Что может быть хуже и унизительней, чем это? Принимаем порядок из одной руки, пока другой отнимают. Боже, спаси Россию! Один позор и ужас. Богу угодно эти оскорбления России перенести; но вот то меня убивает, что именно немцы – не в боях (что понятно), а во время революции – спокойно продвинулись вперед и взяли Батум и т. д. Нашу горячо любимую Родину общипали… Не могу мириться… не могу без страшной боли все это вспоминать. Только бы они скорее ушли… Но Бог не оставит так… Боже, что немцы делают! Наводят порядок в городах, но все берут, голод будет хуже – весь хлеб в их руках. Уголь, семена, всё! Немцы в Полтавской губернии, близко от Курска. Как ползущий, все съедающий рак!..

Как я счастлива, что мы не за границей, а с ней все переживаем. Как хочется с любимым больным человеком все разделить, вместе пережить, так и с Родиной. Чувствовала себя слишком долго ее матерью, чтобы потерять это чувство, – мы одно составляем и делим и горе, и счастье. Больно она нам сделала, обидела, оклеветала, но мы ее любим все-таки глубоко и хотим видеть ее выздоровление; как больного ребенка с плохими и хорошими качествами, так и Родину.

Так хотелось бы приобщиться Святых Таин, но так неудобно все теперь – на все надо просить позволенье…

Надо найти в себе мир и покой, тогда можно везде жить в свободе, в узах тяжело, может быть, страшно, но душа должна оставаться нетронута: крепка, глубока, тверда,