Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

морем беднеющего крестьянства»[556]. Кроме того, община с её переделами земли не способствовала повышению уровня агрокультуры. В этой ситуации дефицит земли становился главной проблемой. Например, сразу после реформы 1861 года на двор приходилось 14.4 десятины в 1877-м — 13.2 десятины, в 1905 году — 11.1 десятины[557]. Среднедушевые наделы в европейской России уменьшились с 1860 по 1900-е годы по 50 губерниям с 3.5 дес. до 2.6 дес., по юго-востоку — с 4.1 до 2.2 дес., а по юго-западу — с 3 до 1.7 дес.[558]. Другой проблемой был низкий уровень качества обработки земли. Александр Кауфман писал в начале XX века: «земли эти потеряли значительную часть своей ценности от вековой дурной обработки и очень недостаточного удобрения. Постепенным введением улучшенной системы хозяйства или хотя бы усиленным удобрением плодородие их могло бы быть восстановлено, но крестьяне для этого средств не имеют»[559].

На фоне нарастающих проблем в сельском хозяйстве, а также в связи с невозможностью изменить ситуацию без радикальных реформ российские власти в итоге увидели возможный выход из ситуации в миграции. Они пришли к выводу, что обеспечить сброс напряжения в крестьянской среде можно с помощью переселения лишнего населения на формально свободные земли на востоке империи. Здесь надо отметить, что такая идея появилась не сразу. В первые десятилетия после отмены крепостного права, напротив, власти Российской империи стремились сохранять статус-кво. То есть они предпочитали, чтобы крестьяне оставались на своих местах. Это было связано с тем, что государство по-прежнему видело в них в первую очередь налогоплательщиков. «Земля, мол, дана крестьянам не для того, чтобы обеспечить их проживание, а чтобы сохранить их как крестьян в интересах государства… Крестьяне продолжали платить подушную подать, от которой были освобождены прочие сословия»[560]. Отсюда, между прочим, и первоначально существовавшие запреты на самостоятельное переселение на восток. Потому что это означало лишиться налогоплательщика на месте его проживания. Крестьянин после освобождения «всё ещё не мог покидать свою деревню без специального разрешения, был обязан выплачивать ряд налогов, которые часто делали его должником»[561]. Государство хотело контролировать этот процесс. Активная переселенческая политика начинается, когда государство осознает масштаб стоящей перед ним аграрной проблемы и связанные с этим вызовы.

По сути, все связанные с освобождением крестьян обстоятельства не сильно изменили общую ситуацию с организацией российского государства и общества. Власти смогли решить целый ряд тактических задач — сохранили контроль за крестьянами, не допустили снижения поступления налоговых платежей, избежали необходимости тратить средства на создание бюрократии на местном уровне и ещё многое другое. Однако в стратегическом плане в ситуации на селе принципиальных перемен не произошло.

Хотя после отмены крепостного права российская бюрократия фактически приобрела себе вынужденного союзника в лице общины. Как и власти, община не была заинтересована в индивидуальной активности своих членов, она была мотивирована не допускать такого. Потому что над ней постоянно стояла проблема, связанная с круговой порукой по выплатам государству. На этом основывалась общинная солидарность. Александр Эткинд очень образно сформулировал проблему. «Более всего чуждая либерализма, империя опиралась на союз монархической власти сверху и практического коммунитаризма снизу: оба они препятствовали индивидуальной ответственности и капиталистическому развитию»[562]. Естественно, что это очень сильно отличалось от самоуправляющихся общин в Западной Европе, где в основе как раз находилась индивидуальная ответственность.

В связи с этим к весьма любопытному выводу пришёл Леонид Алаев. По его мнению, русская крестьянская община весьма напоминала крестьянские общины на Востоке. «Хозяин двора должен был, во-первых, уплачивать государственные подати и сбора на функционирование мiра, а во-вторых, обрабатывать свой надел. Mip должен был следить за тем, чтобы земля не запускалась, и наказывать нерадивых хозяев. Это принималось как преследование государственных целей. Обращаю внимание на эту черту крестьянского права на землю в России. Мы встретимся с подобными условиями землевладения общинников во многих странах Востока»[563]. Таким образом, перемены в России не привели к модернизации общественно-экономических отношений. Скорее они закрепили архаику, которая своими корнями больше уходила в восточную деспотическую государственность, гораздо больше, чем, например, в европейский абсолютизм XVII века. Но в любом случае оно не соответствовало условиям Европы второй половины XIX века.

Казахи и политика России в конце XIX века

В 1870-х и 1880-х годах Россия продолжала активную наступательную политику на южном направлении, которая привела к территориальному расширению Туркестанского генерал-губернаторства и созданию новых административных единиц. В 1884 году был подписан договор, определивший южную границу империи с Ираном. В 1885-м были достигнуты договорённости с Великобританией по линии границы России с Афганистаном севернее Герата. На востоке после вывода в 1883 году российских войск из Илийского края (район Кульджи) была определена граница империи с Китаем. В 1886-м подписано соглашение с Бухарским эмиратом. В 1895 году ещё один договор с Великобританией был заключен о разграничении на Памире.

На фоне завершения периода активной наступательной политики в регионе Россия проводила окончательное оформление административного устройства присоединённых территорий. В 1882 году на большей части Казахской степи было образовано Степное генерал-губернаторство. В 1886 году был выпущен указ императора Александра III об управлении Туркестанским краем, в него вошли Сыр-Дарьинская, Ферганская и Самаркандская области. В 1897 году из Степного генерал-губернаторства в Туркестанское генерал-губернаторство была снова передана Семиреченская область. Ранее в 1882 году в момент образования Степного губернаторства в него передали эту область из Туркестанского края. Инициатором этого решения был семиреченский генерал-губернатор Герасим Колпаковский[564]. В принципе возвращение области в Туркестанский край было логично, потому что в Семиреченской области помимо казахского населения проживало также киргизское, а в другой преимущественно казахской Сыр-Дарьинской области Туркестанского края наряду с кочевыми казахами имелось ещё и местное оседлое население. В то время как в Степном генерал-губернаторстве из числа местных жителей проживали исключительно казахи.

По итогам проведённых в 1870–1880-х годах преобразований населённые казахами территории вошли в целый ряд административных образований. Бывшее Букеевское ханство стало составной частью Астраханской губернии. Мангышлак в итоге вошёл в состав Закаспийской области. В Степное генерал-губернаторство входили Акмолинская, Семипалатинская, Уральская и Тургайская области. И, наконец, как упоминалось выше, Семиреченская и Сыр-Дарьинская области оказались в Туркестанском генерал-губернаторстве. Кроме того, казахи кочевали также на некоторых сопредельных со Степным краем районах Сибири и Алтая, в частности, в Кулундинской и Барабинской степях.

На этом фоне казахское население постепенно адаптировалось к новым условиям существования в качестве внутренней провинции Российской империи. В этот период казахи всё ещё занимали значительную часть земель, удобных