Дневник. 1964-1972 - Александр Константинович Гладков

умилением и трепетом вспоминаю первые годы нашего романа и многое мне больно вспоминать, но когда вспоминаю ее во время прошлогоднего приезда: неровность, капризы, «наука» и пр. — то думаю, что нового повторения этого я не хочу и, появись она, так же буду ею тяготиться. # Снова потеплело. Вечер почти душный. ##

14 мая. Снова на «Молод. театра» переполненный зал. (…) # Перед спектаклем заходил на ул. Грицевец. Разговоры о их лете. # На этот раз обошлось без приступа боли в аорте — сам удивляюсь. ##

21 мая. (…) # 18-го в домоуправлении встретил Л. Фейгельман, которая сейчас называется Л. Рудневой[5]. Вернее, что это она, я понял, уже переговорив с юристкой, с которой она разговаривала (я прервал разговор). Она очень изменилась. Вот кому не идет старость. Мы почему-то не здороваемся. # Господи, сколько воды утекло. 36 лет назад она была влюблена в меня (…). Ярка Смеляков[6] написал о ней стихи, так и называвшиеся «Любка Фейгельман». После меня она влюбилась в Э.П. Гарина. ##

25 мая. (…) # Под вечер собрание уполномоченных по домам ЖСК «Советский писатель». Человек 40. Сидим с Марьямовым. Тут же Л. Фейгельман. Утверждается, среди прочих вопросов, мое принятие в ЖСК и предоставление квартиры. Никто не возражает. (…)

26 мая. (…) # Письмо от В. о том, что ее муж нашел одно мое письмо и произвел скандал. Неясно только, какое письмо и когда именно. Она бодро называет это «смешной историей», но видимо напугана, так как дорожит «домом» как всякая женщина. #

29 мая [на спектакле был наконец и Арбузов, но АКГ так и не дождался разговора с ним, чтобы выслушать его мнение, уехал раньше]

31 мая. (…) # Сегодня в «Лит. газете» воспоминания Ю. Трифонова[7]. Написаны они ничего, но в общем банальны: все это уже писалось о нем сто раз. # (…) # Мое увлечение В. (хотя и вызвало поток стихов) детерминировано (говоря по-научному) моим нынешним одиночеством и трудностями встреч (…). # Было бы ужасным, если бы она меня поймала на слове и приняла всерьез мое красноречие. (…)

1 июня. (…) # Третьего дня у Ц.И. был Юра Тр. Полтора часа разговор шел только обо мне и о нашей ссоре. И он, и Лева очень хотят помириться, но не знают, как это сделать. Юра полупризнает их вину («проявилось равнодушие»). Вот именно. #

2 июня. (…) # Не записал вчера, что когда ехал в Москву, то под Болшевым (не доезжая) под поезд бросился мужчина, оставив в кустах велосипед. Он бросился под третий вагон и ему раздробило голову. Комментарии в вагоне: почему женщины реже кончают жизнь самоубийством — им надо обед стряпать и детей мыть… #

4 июня. (…) # Бибиси сообщает, что Булат Окуджава исключен из партии. 1-го я об этом еще не слышал. Будто бы он исключен за отказ «признать политические ошибки». От него Ильин требовал письма с осуждением его издателей за рубежом, а он отказывался его написать. Человек он стойкий и вряд ли встанет на колени[8]. #

5 июня. (…) # Если говорить честно, то из друзей, с которыми я поссорился, мне больше всего не хватает Левы. Но я не умею мириться. Вот если бы нас свело какое-нибудь дело… Но такого дела нет. А дружеские «катарсисы» за бутылкой и шашлыком мне противны. #

8 июня. Рано утром услышал по зарубежному радио, но плохо и с помехами, что поэт Бродский (тот самый) выслан из СССР и находится в Вене в ожидании американской визы, так же как и А. Есенин-Вольпин, выпущенный в Израиль. Наверно и Бродский не «выслан», а выпущен[9]. #

11 июня. (…) # Ц.И. нашла еще порцию моих писем (с начала переписки до 67-го года) (…) Всего у Ц.И. моих писем штук 120. Много. У этой дурочки В. тоже порядочно. Ц.И. хочет сдать мои письма в ЦГАЛИ. Но там есть довольно скользкие места. Т.е «вольнодумные»[10]. # (…) # Иосифу Бродскому Мичиганский ун-т предложил занять должность «поэта при университете». Он ждет американской визы в Вене. (…) В Израиль он не хочет ехать. Это, конечно, умнее и благороднее, чем сажать людей в сумасшедшие дома. (…) # (…) По «Св[ободе]», которую давно не слышал, передавали 1-ю главу второй книги воспоминаний Н.Я. М[андельштам] «Я». Несколько претенциозно, больше рассуждений, чем фактов. (…) ##

12 июня. (…) # Оказывается, в Париже уже вышла вторая книга воспоминаний Н.Я. Мандельштам. «Свобода» передает со вчерашнего дня текст книги, начиная с 1-й главы. ##

15 июня. (…) # Вчера слушал беседу с Есениным-Вольпиным, находящимся в Риме. Он считает, что КГБ будет и дальше практиковать высылку «инакомыслящих» и что подобная судьба, вероятно, ждет и Солженицына, Якира, друзей профессора Сахарова и еще кое-кого. Он выехал 30-го. #

16 июня. (…) # Думал о том, что многое — и пожалуй самое интересное — у меня проходит мимо дневников. Отчасти потому, что не все стоит записывать, из психологического табу: запишешь — и смутное, неуловимое станет явью, реальностью, страхи оправдаются, дурные ожидания сбудутся… ##

20 июня [АКГ пригласил Леву в Загорянку и там, наконец, происходит их примирение]11 (…) # [Очевидно, из рассказов Левицкого: ] Окуджава держался на парткоме, где его исключали, дерзко. Его просили отмежеваться от предисловия к выпущенной в ФРГ его книге (кажется, Филиппова[12]). Он сказал, что готов выругать Ф., если тут же он сможет выругать его здешних хулителей. Будто бы он даже сказал: — Мне одинаково надоели и они и вы… (…) # Заправлял исключением С.С. Смирнов, который травил и Пастернака[13]. ##

21 июня. (…) # [радиостанции сообщают об аресте П. Якира] # В последний раз я его встретил на дне рождения Стеллы Корытной[14] несколько лет назад, т. е. довольно давно. Он был пьян, криво улыбался и непрерывно говорил. Он двоюродный брат Стеллы и был с женой, дочкой и Кимом. А года через два Стелла повесилась… # Мой разговор на лестничной площадке с его женой. (…) # Зато в Москве слышал, что выпущен Илья Габай[15]. # И. Бродский уже в Лондоне на каком-то симпозиуме поэтов. Он повторил в интервью, что не хотел ехать, но его почти насильно отправили из СССР. Это было 5 июня.