Дневник. 1964-1972 - Александр Константинович Гладков

требовал письма с отмежеванием от заграничных изданий, но Булат отказался, а на партийном собрании говорили, что текст их разговора уже передавала Бибиси (?!). У Аллы[121] неприятности в Политиздате тоже в связи с редактированием ею романа Окуджавы[122]. Впрочем, я думаю, что с ним обойдется. Булат — человек умный, твердый и гордый. # (…) # Молодая женщина из литчасти театра Вахтангова, с которой я раз-два болтал о том о сем, оказалась внучкой Н.С. Хрущева, усыновленной им дочерью его погибшего на войне сына[123]. Она довольно симпатична.

28 мар. (…) обедает в ЦДЛ, с Окуджавой: # У Окуджавы дела неважны, под него идет глубокий подкоп[124]. Юра ходил в Пахре к К. Симонову. Тот в свое время дал положительный отзыв на роман Окуджавы, против которого сейчас в Политиздате идет кампания. Он просит вмешательства Симонова. Тот неохотно обещает, но удивляется, почему Булат не хочет подписать письмо против изд-ва «Посев»[125]. #

29 мар. [из письма-поздравления АКГ от Ц.И. Кин, с подписью: «Ваша Ц. Кин»] # Я не могу ни с кем Вас сравнивать, потому что Вы (включая все Ваши фокусы, «интриги и адюльтеры», «бирючизм», или как это произнести?) такой, каким должен быть неподдельный художник. #

30 марта (…) # Не запасся серебром, и, когда начали с утра приносить телеграммы, мне нечего было дать письмоносцам. Неловко. Оделся и вышел разменять рубль (…) # В полтретьего пришла телеграмма от Эммы, посланная сегодня в полдвенадцатого. # Жалею, что не уехал в Загорянку, как сначала собирался. Оставил бы на двери записку, чтобы телеграммы опускали в отверстие для почты. # Сижу в нечистой рубашке, небритый и вдруг — звонок. Но на этот раз это не телеграмма, а В[ера]: красивая в красном длинном пальто и вязаной белой шапочке. Она мила и нежна и находится у меня с полседьмого до начала одиннадцатого. (…) Она придет на премьеру 6-го. # (…)

1 апр. (…) # Никого не хочется видеть. Последнее время я сравнительно много бывал на людях и устал от них. ##

2 апр. (…) # Вечером кто-то звонит. Не открываю. В почтовую щель падает записка от Кацевой, что они беспокоятся, что я долго не даю о себе знать. # Но одна мысль, что мне надо благодарить за поздравления, меня бесит. Ненавижу эти церемониалы поздравлений и ответных благодарностей. # Напряжение генеральных и первых спектаклей дало реакцию. Мою обычную — потребность в одиночестве. #

4 апр. (…) # Много сообщений о Солженицыне. Ему должны были вручать премию на частной квартире, но сов. правит-во не дало визу представителю шведской Академии наук. Перед этим, кажется, Солженицын дал большое интервью двум американским корреспондентам, где подробно описал, как его «душат»: не разрешают пользоваться архивами и библиотеками, вскрывают письма, подслушивают телефонные разговоры, непрерывно следят и за ним, и за его друзьями. Несмотря на это, он продолжает писать новый роман «Октябрь 16-го»[126]. # (…) # Вечером, когда звонил Тоне, она мне почитала текст трех телеграмм, полученных на ул. Грицевец. # (…) # Еще не считал, но больше двух десятков телеграмм я наверно получил. И это при моей конспирации. # Идет Страстная неделя. Значит, банкет будет в пасхальную ночь. Забавно! ##

5 апр. Сегодня был просмотр спектакля для ВТО. (…) # Просмотр этот важен, так как труднее зала не будет. #

6 апр. (…) # Половина двенадцатого ночи. (…) # Вернулся с премьеры. Какое-то кисловатое и пониженное ощущение. #

7 апр. [у него была В<ера>, которой дают руководить журналом «Ровесник»[127], и она собирается снимать фрагменты спектакля «Молодость театра»]

9 апр. Вчера после спектакля в ресторане ВТО состоялся банкет (…) # Из общего зала вдруг появилась пьяная и постаревшая Белла Ахмадулина. (…) Кажется, у нее какая-то перетурбация с мужьями. Но дело не в этом. И Ахматова часто меняла мужей. Плохо, что она пьет. И от этого стареет. Ей еще далеко до сорока. #

9 апр., продолжение (…) # Вечером у Ц.И. Смотрю хоккей из Праги. Потом заходит Е.А. Кацева. Белла Ахмадулина порвала с Мамлиным[128]и вышла замуж за сына К. Кулиева (заставив его зарегистрироваться), который моложе ее на 10 лет. Кулиев-отец в отчаянии, звонил ей. (…) Ее богемная бесшабашность губит ее (…) #

10 апр. Звонил Павловой[129] в Комитет печати. Мне предлагают стать членом какой-то комиссии, которая должна рекомендовать книги для перевода на иностранные языки. Это видимо своего рода демократическое прикрытие централизации этого дела, но мне все равно интересно. (…) # Арбузов так и не пришел на спектакль и так и не поздравил меня с днем рождения лично (хотя знал, так как подписал поздравление Секретариата). (…) Ну, как ему угодно. #

12 апр. (…) # В «Лит. газете» снова глупости о Солженицыне. Роман «Август 14-го» бранят люди, заведомо его не читавшие. Это не ново, но по-прежнему глупо. #

14 апр. [читает рецензии на спектакль — П. Антокольского в «Комсомолке» и Н. Лейкина в «Лит. России»[130], а потом еще Р. Вартапетова[131] в «Веч. Москве»] # Вечером у меня Вера. #

19 апр. Сегодня днем в «Новом мире», вечером на спектакле в театре Вахтангова. # Если не ошибаюсь, из моей статейки ничего не выбросили[132]. (…) # Знакомство с зав. отделом критики Литвиновым[133]. (…)

20 апр. Письмо от П.Г. Антокольского в ответ на мое с благодарностью за рецензию (от 17 апр.) # (…) # Вечером у Ц.И. смотрю на ТВ решающий хоккейный матч наших с чехами на чемпионате в Праге. Выиграли чехи, за которых болели все порядочные люди. Наши, бывшие 11 лет чемпионами, лишились этого звания. Это была не победа класса игры, а умного стратегического плана, а также одушевленности и выдержки. # Днем был в поликлинике. (…) у меня нашли подозрение на глаукому. Вот, не было печали! #

21 апр. (…) # Под вечер приходит Лева (а я опустил ему днем письмо). Объясняемся, но катарзиса не происходит. Он доказывает, что «прав»: я не соглашаюсь. Попутно спорим на ряд приватных тем. Вырвавшись из-под моего влияния, он уже заражен чьим-то другим, типа В. Корнилова[134], говорит чепуху о войне во Вьетнаме и пр. Почти кричим друг на друга. Расстаемся, не уговорившись о встрече. # Мила с мужем уезжает в Израиль