Дневник. 1964-1972 - Александр Константинович Гладков

и Худсовет. (…) # (…) После долгие вызовы. Я не хотел выходить, так как прослезился во время финала и мне было неловко выходить с мокрыми глазами, но пришлось. Я был и смущен, и сконфужен из-за этого. # Начальство приняло спектакль более сдержанно, чем сами вахтанговцы, похвалили с оговорками (…)

19 мар. (…) # Оказывается, премьера будет не 25-го, а 6-го апреля (…) # Загадочная смерть в Милане издателя Фельтринелли[93], первого выпустившего «Доктора Живаго». Он миллионер, но был связан с М. Дебре[94], Ф. Кастро, геваристами[95] и пр. и в Италии еще его должны были арестовать, и он скрывался. Еще он любил часто жениться. Парадоксальная фигура середины ХХ века. До венгерских событий был членом компартии. # (…) # Прочитал в № 3 «Звезды» последнюю часть книги М. Зощенко «Перед заходом солнца»[96], написанную в 1943 году. Наивно и малоубедительно. И скучно. И — главное — претенциозно. Во-первых, сам Зощенко не выздоровел, как он заявляет. Встречавшие его в 50-х годах рассказывали об этом. Во-вторых, во всем этом есть некий российский диллетантизм, эдакая доморощенность. # Очерки Марьямова[97] хорошо написаны. # Гладил черный (штопанный) костюм. «Таки я не франт», — как говорится в анекдоте, который любил Константин Георгиевич Паустовский. # Сварил гречневую кашу из брикетов. Мог бы пойти к кому-нибудь пообедать, да неохота выходить. # Днем читал лежа и задремал. И как обычно после дневного сна, проснулся в тревожном настроении. («Не спите днем». Пастернак[98].) Беспричинно, но тягостно. Ну, хорошо, премьера, а что дальше? # И.М. Толчанов[99] после худсовета подошел ко мне и сказал, что я должен написать для него хорошую роль. Ему более 70. То же сказала и Лариса Пашкова[100]. Писать пьесы? Какие? О чем? Обычно мои замыслы созревают десятилетиями. # Кончить повесть о Маяковском? Написать, несмотря ни на что, повесть о Луначарском? Стоит ли? # Роман о лагерном театре? Но напечатать его нет никакой надежды. Сценарий? Тут нужен случай, заказ. # Правильно было бы заняться улаживанием личных дел, наконец. Поставить это, как говорится, «во главу угла». А то все запустил. # Закон моей жизни — довести дела до полного хаоса и потом одним верным ходом все спасти и изменить. Так было всегда. ##

21 марта. (…) Поступок Арб[узова] еще долго не забудется, и отношение к нему изменилось[101]. #

22 марта. Генеральная репетиция «для пап и мам». Полный зал. (…) # (…) Я пригласил Леву с Люсей[102] и Мишей[103] и Володю[104] с женой Таней, Каменских[105] и Костю Есенина[106] с женой и дочерью. Не смог прийти А.П. Старостин[107]. # Смотрю с обычным напряжением. Что за черт! Разучился я смотреть свои пьесы — очень устаю. Да, еще был Борис Натанович с женой. (…) # Саша Каменский сказал Леве, что это мелодрама, сделанная с изяществом и вкусом. Над Сашей властны ходовые модерняжьи стереотипы, и я это предвидел. Наверно так же отнесется и Юра, который будет смотреть послезавтра. Для этой пьесы нужен чистый и наивный зритель[108]. # Идем с Левицким пешком до площади Революции, еду в метро домой, принимаю душ и иду обедать к Борису Натановичу. От него иду смотреть по телевизору футбол у Ц.И. Ее я пригласил на послезавтра. # Формально говоря, был успех, но мне что-то не по себе. Или от обычной горечи, когда сбывается желаемое, или от смутного предчувствия каких-то гадостей. # И — огромная физическая усталость. Почти до изнеможения. #

24 марта. (…) # На спектакле были по моему приглашению: Тоня с Таней[109], Юра Трифонов с Олей (Алла не смогла быть)[110], Костя Ваншенкин с женой[111], Миша Шульман, Кацева с дочкой, ну и Ц.И. Кин с Марьямовым. (…) # Не знаю, был ли кто-нибудь из Твардовских, которым я оставлял места[112]. А.П. Старостин вторично не пришел. # Возвращаюсь домой в изнеможении и засыпаю одетый. Среди ночи раздеваюсь, и уже не спится. # (…) # Солженицын опубликовал какое-то заявление о лакействе нашей православной патриархии, заявляющей какие-то протесты против Кипра и закрывающей глаза на несправедливости в стране из-за страха церковных генералов потерять свои привилегии. Я сам не читал, но будто бы заявление передавала Бибиси[113]. # (…) В ЦДЛ в витрине юбиляров нет моего фото — они писали, чтобы я принес, но я не ответил. Сами могли бы, если хотели. У Лесса[114] много моих фото. Симонова, небось, нашли бы. Ужасно глупо самому нести в Союз завернутое в папиросную бумагу свое фото. ##

(л. 56) [афиша спектакля «Молодость театра» в театре Вахтангова с перечислением исполнителей: Кацинский, Коваль, Иванов, Галевский, Зорин, Кузнецов, Зозулин, Леонов, Вертинская, Малявина, Шашкова, Пешкова и др.]

26 марта. Вчера спектакль шел впервые с проданными билетами (но не через кассу, а сотрудникам Ленинской библиотеки и завода Динамо) (…) Наташу играла Райкина[115], а Нину — Русланова. Наташа — Малявина[116] мне нравится больше, а Русланова лучше Шашковой[117]. Но все это не имеет большого значения в этом крепко-ансамблевом спектакле. # Были Райкин с Ромой[118] (…), какой-то седоусый академик с женой и сын актера Русланова[119]. # Все хвалят, восхищаются. Академик сказал, не зная, что рядом стоит автор: — Умная пьеса! Побольше бы таких!.. Меня представил Симонов, и он долго жал мне руку. (…) # После молодежь в актерском буфете внизу устроила импровизированный банкет с грузинской Чачей, которую специально привез из Грузии грузин-практикант. # Речи, тосты, все хвалят друг друга и меня. Я говорю мало и приглашаю на банкет 7-го. Я еще мало-знаком с большинством актеров и чувствую себя не свободно. Чача эта — порядочная гадость, вроде самогона. Пил я мало, но поймал себя на том, что любуюсь В.М., которая сидела недалеко от меня. Она сказала мне, что читала какую-то «запрещенную рукопись»: должно быть, «Встречи с Пастернаком». Разумеется, их никто не запрещал: просто не печатают. Но в Самиздате[120] она имела, кажется, большой тираж. # Становится грустно, ибо затевать здесь «роман» бессмысленно, а вдруг захотелось, по инерции… # (…) # Как славно пахнет театральный успех! Давно у меня его не было. #

27 марта. [с удивлением читает статью о себе — в Большой Советской Энциклопедии] (…) # Слухи о том, что над Окуджавой собирается гроза. Его вызывал к себе Ильин и