Ланкастеры и Йорки. Война Алой и Белой розы - Элисон Уэйр

Теперь Маргарита Анжуйская преисполнилась решимости лично умолять герцога Бургундского о помощи, особенно после июля 1463 года, когда узнала, что на север во главе большого войска идет Уорик, и поняла, что у нее нет никакой надежды дать ему отпор. Попрощавшись с Генрихом VI в Бэмбурге и пообещав вернуться весной с новой армией, королева вместе с Брезе, Эксетером, Фортескью, Мортоном и еще двумястами сторонниками отплыла во Францию на четырех рыболовецких судах, а Генрих тем временем отправился в Берик.

31 июля, после непрерывных яростных шквалов, длившихся полдня, маленькая флотилия королевы была вынуждена пристать во фландрском Слёйсе, так как корабли получили серьезные повреждения и не могли следовать дальше. Маргарита была совершенно разорена, у нее не осталось ни денег, ни королевских одеяний, ни каких-либо ценных вещей: она все продала, чтобы профинансировать свои военные кампании. Всей одежды у нее только и было что короткое красное платье, обрезанное до колен, как у крестьянок, в котором она смело предстала перед местными жителями. Вся ее свита состояла из каких-нибудь семи дам, одетых столь же бедно, сколь их госпожа. Когда речь заходила о деньгах и съестных припасах, она могла рассчитывать только на де Брезе, притом что сам он пребывал в крайней бедности, потратив все свое состояние, 50 тысяч крон, на помощь ей.

Маргарита полагалась на устаревшую, выданную Филиппом много лет тому назад охранную грамоту, считая, что та обеспечит ей безопасный проезд по его землям, однако в Слёйсе ей был оказан холодный прием. Местные жителя хранили верность своему герцогу, помнили, что эта женщина во дни своего процветания была его смертельным врагом, и «издевались с неприкрытым злорадством» над ее несчастьями. По словам Шатлена, «воистину, она являла собой самое печальное и прискорбное зрелище, ведь, будучи некогда могущественной государыней, она низверглась столь низко и претерпевала страдания столь великие, что едва ли не умирала от голода и нужды, и потому ей ничего не оставалось, кроме как уповать на милосердие того, кто во всем свете питал к ней глубочайшую неприязнь». Однако, несмотря на полное разорение и враждебность фламандцев, королева преисполнилась решимости встретиться с Филиппом и воспрепятствовать проведению мирной конференции в Сент-Омере. Она надеялась, что ее участь растрогает Филиппа и он окажет ей помощь.

Едва сойдя на берег, Маргарита послала гонца к герцогу с просьбой предоставить ей аудиенцию, говоря, что «прибыла смиренно, как подобает нищей, умолять его светлость дать приют ей и ее дитяти, в каковой просьбе он ей, верно, не откажет, ибо она уповает на его великодушие и щедрость как на последнюю надежду». Филипп сочувствовал ей, но одновременно стремился заключить договор о дружбе с Эдуардом IV и тем самым сохранить торговые связи между Англией и Бургундией, и потому не хотел, чтобы королева Ланкастерского дома поставила его в неловкое положение перед английскими посланниками. Поэтому он стал тянуть время, отговариваясь болезнью и втайне надеясь, что она уедет, а потом прислал сказать, что отправился в паломничество в церковь Богоматери Булонской, а поскольку находящийся в руках англичан Кале располагается совсем рядом, он не советует ей ехать на поклонение вместе с ним. Маргарита отвечала присланному им вестнику: «Я стану искать его, пусть даже и подвергнувшись опасности. Хотя бы мой кузен герцог Бургундский отправился на край света, я последую за ним».

Вестник поспешил назад к Филиппу и сообщил, что ничто не может поколебать решимость королевы добиться своего и что «она увидится с ним, чего бы это ни стоило». Филипп отвечал, что, если уж это неизбежно, он встретится с нею в Булони, несомненно рассчитывая, что по пути ее захватят в плен англичане. Затем его рыцарственный дух и хорошие манеры возобладали над себялюбием, и он послал сказать Маргарите, что встретится с нею в Сен-Поле. К тому времени, как он прибудет туда, английские посланники уже уедут домой.

Когда встреча состоялась, ее участники предпочли не упоминать о прежних расхождениях, скрыв их под маской изысканной вежливости. Герцог объявил королеве, что в Бургундии все очень рады ее приезду и что он сочувствует ее несчастиям, однако он не стал связывать себя дальнейшими обещаниями, сказав лишь, что на переговорах с королем Эдуардом IV будет неизменно учитывать ее интересы. Уезжая из Сен-Поля, он послал брильянтовый перстень и две тысячи золотых крон Маргарите, сто крон – де Брезе и по сто крон – ее придворным дамам. В сентябре он отправил к королеве в качестве наперсниц и компаньонок свою сестру, герцогиню де Бурбон, и ее дочь, которая была замужем за братом Маргариты Иоанном Калабрийским. Маргарита очень подружилась с герцогиней; она однажды сказала ей, что ни в одной книге не описаны все злосчастья, что ей пришлось пережить, и подробно изобразила все свои страдания. На это герцогиня заметила, что, если когда-нибудь будет сочинена книга об испытаниях, выпадавших на долю дам королевской крови, беды Маргариты с лихвой превзойдут все, что им суждено было претерпеть.

В сентябре Маргарита отправилась в Брюгге, где ее с истинно королевской пышностью принимал сын Филиппа Шарль, граф де Шароле. На пиру, устроенном в ее честь, королева, чье монаршее достоинство и изысканные манеры нисколько не умалила ее бедность, указала, что он должен первым, прежде нее и принца, погрузить персты в чашу для омовений рук. Однако тот, следуя примеру своего отца, который всегда настаивал на оказании должного почтения коронованным особам, наотрез отказался первым омыть пальцы, говоря, что сыну герцога не пристало опустить руки в воду одновременно с сыном короля. Этот случай чуть было не спровоцировал дипломатический конфликт. Бургундский двор, где величайшее значение придавалось этикету, необычайно встревожился, опасаясь, что сделался свидетелем оскорбления, нанесенного тому или иному правителю, и граф даже послал гонцов к своему отцу, герцогу, спросить совета по этому вопросу о первенстве. Тот согласился, что Шарль поступил подобающим образом и не посрамил честь Бургундии.

В Брюгге Маргарита познакомилась с хронистом Жоржем Шатленом и по его просьбе поведала ему о своих злоключениях, которые он и изложил весьма подробно в своей летописи. Его воображение было воспламенено ее красотой и претерпленными ею страданиями, и он с болью услышал, как она призналась, что неоднократно помышляла покончить с собой: «Но, к счастью, страх Божий и неизреченная благодать Его удержали меня, не дав совершить смертный грех».

Несколько поправив свое положение за счет полученных от