Ланкастеры и Йорки. Война Алой и Белой розы - Элисон Уэйр

Герцог Бургундский, естественно, не желал такого союза; он хотел, чтобы Эдуард заключил с ним оборонительное соглашение против Франции, которое способствовало бы росту торговли между герцогством и Англией. Эдуард уже склонялся к тому, чтобы отдать предпочтение Бургундии, но в данный момент изо всех сил пытался добиться на переговорах снятия бургундских ограничений на импорт английских товаров и хотел выиграть время. Зная, что его брак – отличный козырь, который можно разыграть на переговорах, он много месяцев уклонялся от прямого ответа, однако в последнее время у него, конечно, появилась и другая причина медлить и не говорить ни «да» ни «нет». Впрочем, он осознавал, что скрывать свою тайну сможет недолго.

Летом 1464 года посланник Эдуарда лорд Уэнлок нанес Людовику визит в Эдене и был представлен облаченной в роскошные одеяния Боне Савойской, которая произвела на него глубокое впечатление. Людовик предложил Уэнлоку огромное вознаграждение, если тот убедит Эдуарда согласиться на брак с Боной, а Уорик присоединился к хору голосов, умоляющих Эдуарда заключить этот союз, так как не желал альянса с герцогом Бургундским, в отличие от Людовика не стремившимся ни оказывать Уорику почести, ни вознаграждать материально. На самом деле Уорик не в силах был противиться Людовику, который льстил ему и обольщал сладостными надеждами, называя «кузеном» и обещая сделать его полновластным принцем со своим собственным европейским герцогством.

4 сентября в Рединге собрался большой совет вельмож. Несколько дней затем Уорик оказывал на короля невероятное давление, убеждая заключить брачный союз с Францией, и Эдуард наконец понял, что не может более уклоняться от прямого ответа. 14 сентября он сообщил совету словно громом поразившую всех весть, объявив, что он уже четыре месяца как женат. Потрясенные вельможи, с ужасом узнавшие, кто их новая королева, не пытались скрыть своего неудовольствия и откровенно сказали королю, что «она ему не ровня, сколь бы ни была она пригожа и хороша собой, и ему наверняка ведомо, что она не годится в жены такому принцу, как он». Большинство пэров считали Вудвиллов выскочками и с отвращением ожидали их неизбежного возвышения.

Брак короля вызвал не только скандал, но и политические раздоры. «Он не только оттолкнул от себя знать, – писал Манчини, – но и нанес жестокое оскорбление» своей матери и братьям, и Кларенс «без стесненья дал волю своему гневу, злобно понося малоизвестное, ничем не прославившееся семейство Элизабет». Некоторые аристократы заявили, что «не унизятся и не станут оказывать ей королевские почести, полагающиеся по ее высокому положению», а многие его придворные были «глубоко оскорблены» его выбором невесты. Убежденные, несгибаемые йоркисты вознегодовали оттого, что он женился на женщине, отец, брат и муж которой сражались за Генриха VI. Но более всего вельмож, и в особенности Уорика, привел в ярость тот факт, что Эдуард совершил столь важный шаг, не обсудив его с ними, и раздосадовало то обстоятельство, что он поставил их перед fait accompli[38]. Людовик, получив весть об этом браке, выразил надежду, что Уорик поднимет против Эдуарда восстание. На самом деле отдаленным последствием этого брака станет роковой разлад между йоркистами, который окажет серьезное влияние на судьбу династии.

Еще до того, как узнал о браке короля, Уорик стал испытывать недовольство и раздражение. Он обладал властью и несметными богатствами, однако король упрямо и с годами все чаще сдерживал его, утверждая в государственных делах собственную волю. Попытки Уорика распространить сферу своих помещичьих интересов еще и на земли Уэльса не удались, и он впустую потратил время и силы, ведя переговоры о браке Эдуарда с Боной Савойской. Теперь его выставили на посмешище. Но более всего оскорбило его нежелание Эдуарда довериться ему и посвятить в свою тайну; это оттолкнуло Уорика от короля.

Едва узнав о поступке Эдуарда, Уорик написал нескольким друзьям за пределами Англии. Сохранилось только одно из этих писем, адресованное королю Франции; в этом послании говорится, что между графом и королем произошла размолвка, почти наверняка сопровождавшаяся высказанными в запальчивости взаимными обвинениями. Однако Людовик вскоре услышал, что им удалось преодолеть разлад. Сколь бы ни разгневался Уорик, он все еще лелеял надежды заключить договор дружбы между Эдуардом и Людовиком.

После того как Уорик примирился с Эдуардом и прежняя приязнь их друг к другу была восстановлена, по крайней мере внешне, положение его как будто не поколебалось. Он по-прежнему был главным советником короля и самым могущественным человеком в королевстве. Однако брак Эдуарда послужил неким признаком его решимости действовать независимо от Уорика и выстраивать собственную политику. С течением времени, по мере того как возрастало влияние Вудвиллов, они могли проявлять к Уорику только враждебность, а его власть постепенно клонилась к закату, и ему ничего не оставалось, кроме как на словах одобрять и поддерживать политику, которую он осуждал. Уоркворт писал: «Разрыв между ними делался все глубже и глубже». Главной причиной отчуждения Уорика от короля явился не столько брак монарха и Элизабет Вудвилл, сколько разногласия по поводу внешней политики. Уорик все еще надеялся на возвышение и вознаграждения, обещанные королем Людовиком, однако Эдуард преисполнился решимости во что бы то ни стало заключить союз с Бургундией, и потому честолюбивые планы Уорика постоянно терпели крах.

Однако пока он проглотил обиду и притворился, будто все как всегда. В Михайлов день Элизабет Вудвилл в сопровождении Кларенса и Уорика вступила под своды Редингского аббатства, где ее представили вельможам и народу как супругу и королеву их сюзерена. Собравшиеся преклонили колени и оказали ей все возможные почести, а последовавшие затем празднества продлились неделю.

Новая королева осознавала, какового мнения о ней придерживается народ, и потому, когда бы она ни появлялась публично, неукоснительно настаивала на соблюдении наиболее тщательно разработанного, сложного церемониала, чтобы подчеркнуть свой королевский статус. Даже ее брату Энтони надлежало преклонять колени, обращаясь к ней. Подобно своему супругу, она следовала придворной моде, принятой в Бургундии, однако ее двор не отличался такой безумной расточительностью, как двор Маргариты Анжуйской, и управлялся значительно лучше. Ее вдовья доля составляла четыре тысячи марок в год, то есть меньше, чем причиталось Маргарите, однако она жила по средствам, не превышая расходов. Эдуард подарил ей дворец Гринвич, ранее принадлежавший Маргарите, а также лондонский особняк, известный под названием Ормондс-Инн, на Найтрайдер-стрит, расположенный прямо за городскими стенами в Смитфилде. В 1465 году король повелел снять со стены Куинз-колледжа, колледжа Королевы, Кембриджского университета, герб ее предшественницы и заменить гербом своей супруги.

Элизабет прекрасно умела