Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

я, к моему удивлению, увидел барона Нольде. Оказывается, мы ехали в одном поезде. Наши купе были рядом, но Нольде ехал один, а я с дамой, женой одного члена Государственной думы, отправлявшейся к своему мужу в Париж. Мне очень хотелось поделиться с моим бывшим начальником впечатлениями о Лондоне, тем более что мы были там в одно время с разными целями: я — чисто дипломатическими, а Нольде — частными, но имеющими отношение к белому движению (дело «Добровольного флота»).

На пароходе во время переезда через Ла-Манш мы с ним сидели рядом в креслах-качалках, и он потешался над моим быстрым превращением в англичанина и европейца. В самом деле, после России мне пришлось экипироваться с головы до ног и прийти таким образом в нормальное состояние, что для русских беженцев становилось все труднее и труднее. Нольде снова, как в первый раз, когда я обедал у него, но с большей определённостью говорил о частной юридической практике и желании привлечь меня к ней. «Подождите только, когда у меня дело разовьётся, пока оно ещё в самом начале», — прибавил он с улыбкой. О предложении «Добровольного флота» я ему не говорил, так как, увы, мне было ясно, что внимание ко мне означало разочарование в нём Герасимова и других членов правления.

Характерно для Нольде, что, яростно защищая Герасимова в Париже и сильно испортив ему дело своим проектом преобразования этого явно правительственного предприятия в частное акционерное общество, он теперь после провала проекта бранил своего клиента, утверждая, что всему виной жена Герасимова, кстати сказать, гораздо моложе мужа, которая-де «цеплялась за фунты стерлингов». По-человечески это было понятно, так как все оклады «Добровольного флота» были дореволюционными, а Герасимов был председателем правления. Как юрист Нольде мог бы на это дело смотреть с юридической точки зрения, согласно которой прав был Герасимов, но Нольде, учитывая уже конечную победу Князева, мысленно перешёл на сторону последнего, не прекращая дел с первым. Вот почему для успеха частной практики Нольде нужно было быть правительственным юрисконсультом, заинтересованные лица поневоле обращались к нему не как к известному знатоку права, а как к правительственному лицу. Такова была, к сожалению, тёмная сторона частной практики Нольде. Если бы не это обстоятельство, кто мог бы упрекнуть его за то, что он предпочёл государственной службе частную при столь тяжких условиях!

Я спросил Нольде, что он думает вообще о судьбе «Добровольного флота». Нольде с прозорливостью, делающей ему честь, сказал, что антибольшевики не удержат в своих руках такое грандиозное предприятие и что рано или поздно оно попадёт в руки к большевикам — «и это будет самое лучшее, потому что все эти Герасимовы и Князевы вкупе с генералами и адмиралами раскрадут казённое добро. У большевиков же оно сохранится так или иначе». Затем Нольде стал говорить, что Сазонов и Шиллинг, которые сами ни одной казённой копейки не украдут, равно как и другие честнейшие чиновники нашего ведомства, создали такую систему управления казёнными финансами белого движения, что вынуждены покрывать казнокрадство, процветающее в белом лагере самым неслыханным для России образом.

Пикантность этого рассуждения Нольде усугублялась его собственным положением правительственного юрисконсульта, получающего благодаря своему высокому посту возможность широкой частной практики. Изумила меня только прозвучавшая в его рассуждениях оптимистическая нота в отношении большевистского государственного хозяйничанья.

Нольде вообще говорил о своих планах устройства вне какой бы то ни было зависимости от белого движения. Он рассказывал мне о своей недавно выпущенной французской книге «Le Regne de Lenine», которую он мне преподнёс по приезде в Париж. Эта книга, задуманная осенью 1917 г. в форме биографии Ленина, представляла собой краткую историю революционных течений в России перед мировой войной и характеристику большевистского правления в нынешней России. К книге было написано предисловие осенью 1919 г., когда Нольде, подобно всем русским парижанам, был уверен, что Деникин достигнет Москвы до конца года. Этот панегирик белому движению после катастрофы деникинской армии Нольде вовремя успел заменить другим предисловием, гораздо более осторожным, не попав, таким образом, в глупое положение, как это случилось с А.Н. Мандельштамом в предисловии к книге «Le sort de I’Empire Ottoman», помеченном 23 сентября 1917 г., где автор восхвалял Керенского, Милюкова, Гучкова, предсказывая им долгие годы благополучного правления Россией.

Действительно, исторические события в то время развивались с такой быстротой, что авторы по русскому вопросу не успевали писать предисловия в должном духе, не говоря уж о самом содержании книг. Характерно, однако, и другое, а именно с какой лёгкостью приспособлялись к данному моменту и как легко от самого пылкого оптимизма переходили к безнадёжному пессимизму даже такие опытные и хладнокровные политики, как Нольде. Мне было занятно слышать, как мой патрон, ещё так недавно веривший в белое движение, теперь на пароходе, перевозившем нас из спокойной Англии, где даже русская колония была такой мирной и исполненной терпимости, в политический центр русских за границей — Париж, говорил о необходимости для каждого из нас надолго обосноваться за границей и даже обсуждал возможность принятия иностранного подданства.

Кстати, сравнивая англичан, французов и русских, Нольде утверждал, что «добродушные толстяки» — англичане — кажутся тупыми, но лучше ведут политику, чем живые и остроумные французы, не говоря уж о нас, русских, которые порознь гениальны, а вместе ни на что не годны. По поводу чиновников нашего дипломатического ведомства Нольде сказал, что это «конченые люди» и судьба их, мол, совсем его не интересует. Я рассказал ему об одной моей встрече на днях в посольстве с прежним вторым секретарём Зариным, который после советской революции, ещё при Набокове, добровольно покинул посольство и поступил в администрацию крупного кинематографического предприятия мирового масштаба с окладом 3000 ф. ст. в год плюс тантьема. Нольде в восторге слушал, как я рассказывал о появлении в посольстве Зарина, совсем молодого человека, приехавшего в собственном автомобиле и живущего в одном из самых шикарных лондонских отелей, а также путешествующего за счёт своего предприятия по всему свету. «Вот самое умное, что может в настоящее время сделать молодой русский дипломат», — подытожил мой рассказ Нольде.

«Русский Париж» после воцарения Врангеля

Без особых приключений мы с моим патроном добрались до Парижа. Там я застал уже совершенно иную обстановку. За две с лишним недели моего пребывания в Лондоне русский Париж сильно изменился, так как сюда докатилась деникинская волна эвакуантов. В частности, наш «Отель святых отцов» весьма оживился, поскольку Гронский, как я уже отмечал, был у Деникина товарищем министра внутренних дел и, возглавив американскую делегацию, от