Шок и тремор. - Сергей Николаевич Зеленин

месте не оказалось, одетые в шинели финские рабочие и крестьяне яростно и ожесточённо сопротивлялись «освобождению». Пленных финнов практически не было. Был случай когда взятый в плен раненный финский солдат на операционном столе вырвал у медика скальпель и зарезал его, а потом зарезался сам. Но и самим в плен к финнам попасть – было равносильно очень жестокой, мучительной смерти…

Врагу не пожелаешь!

Привязать за ноги к двум березкам и разорвать пополам – вполне себе обычная финская практика на той войне.

34-я легкотанковая бригада была отдана в оперативное подчинение 18-й стрелковой дивизии входящей в состав 56-го стрелкового корпуса, 8-й армии. Сразу же начались странности и дикости, которые были заметны невооружённым взглядом даже ему - простому танкисту. Первым делом из состава бригады был изъят 86-й танковый батальон и отправлен неизвестно куда. Затем, пехотное командование распылило боевые части бригады, используя их танки небольшими группами для выполнения совершенно несвойственных им задач – разведки, патрулированием дорог в тылу, охраны аэродрома и штаба дивизии.

Бывало даже для передачи пакета из штаба дивизии в штаб корпуса или армии, вышестоящие командиры использовали двадцатитонный танк, с двигателем в пятьсот лошадиных сил.

Сама пехота всей 8-й армии не была подготовлена к бою: очень много было ничего не умеющих новобранцев - только уже на фронте взявших в руки винтовку, никогда прежде не видевших гранату. Красноармейцы не имеют даже зимней одежды, не говоря уже про лыжи или специальные санки для транспортировки по снегу тяжёлого оружия. Командиры не знают своего дела - даже уставов не читали и, в боевой обстановке пассивны – как скот ждущий своей очереди на забойном пункте…

В 18-й стрелковой дивизии, все вышеперечисленные беды усугубились национально-языковой. В ней было очень много карел, которые не знали русского языка. А их командиры соответственно не знали карельского. Этим пользовались финские разведчики и диверсанты, под видом карел проникавшие в расположение частей и вырезавшие целые подразделения.

Кроме того сама местность этой части Финляндии, совершенного не располагала к действиям танковых войск. По крайней мере к таким, какие были в уставах. Там была только одна дорога, построенная ещё до революции и, вдоль неё – непроходимые для техники леса, болота, озёра, реки…

Здесь должны были действовать лыжники, горные стрелки, егеря – как у финнов, но только не танки!

Танкам здесь делать было совершенно нечего.

Но специально обученных воевать в таких условиях войск, у Красной Армии не было. По крайней мере, он их ни разу не видел и даже не слышал.

 

И случилось то, что должно было случиться.

Наступая по единственной дороге, 34-я легкотанковая бригада упёрлась в надолбы и линию укреплений за ними, которую прорвать без поддержки тяжёлой артиллерии и специально обученной штурмовой пехоты, не смогла. Мало того, финны сами перешли в наступление, окружив и разрезав советские части на отдельные «котлы».

224-й разведывательный батальон, в котором в составе экипажа БТ-5 служил Аркадий Тверской, вместе со штабом бригады оказался в «котле» в районе населённого пункта Митро. Танки пришлось закопать по башни в землю и использовать в качестве неподвижных огневых точек, помогая пехоте держать рубеж.

Вот тогда то, Аркадий и узнал для чего нужен нижний люк в танке.

Нет, не для того чтобы эвакуироваться из машины, в случае если его подобьют: в полушубке через него не вылезешь, а раздеться в танке когда он горит, можно и не успеть. Да и летом это сделать затруднительно - если конечно танк стоит не на асфальте, а на мягком грунте…

А для чего тогда?

Чтоб оправлять через него «естественные надобности».

 

Но в отличии от Красной Армии атаковавшей всегда - в любых случаях и в любой ситуации - финны атаковали очень редко. Глубокие, непроходимые без лыж снежные сугробы и как по заказу начавшиеся вскоре 35-ти градусные морозы - были их союзниками и они просто терпеливо ждали, когда советские солдаты вымрут.

Танкисты одеты были хорошо – полушубки, сапоги, валенки. А вот пехотинцы-красноармейцы были одеты в обычные «демисезонные» шинели, обуты в ботинки с обмотками, на головах - буденовки. И они массово вымирали от холода, особенно от обморожения ног. Их даже не хоронили – так и оставляли в наспех вырытых ими же индивидуальных ячейках, которые вскоре заносил снег…

 

Выкопали было землянки, в них не так страшны холода – как бесчисленно размножившиеся от антисанитарии вши, которые просто заедали насмерть…

Другая, ещё более лютая беда, чем вши и даже лютый холод.

В конце января стало элементарно нечего есть. Когда закончились бывшие с собой продукты, съели сначала фураж 18-й дивизии, потом съели самих лошадей, наконец стали вываривать и жевать лошадиные шкуры… Когда и шкуры кончились, люди начали один за другим пухнуть и умирать от голода.

Умерших не хоронили – не было сил копать промёрзшую на два метра, каменистую финскую землю. Просто складывали на снег. Днём умерших красноармейцев клевали и нахваливали слетевшиеся во всего Карельского перешейка вороны, по ночам грызли сбежавшиеся со всех лесов волки…

День и ночь командование бригады посылало одна за другой отчаянные радиограммы командованию:

«Помогите, мы подыхаем голодной смертью!».

Но ни ответа, ни привета…

Комбриг Кондратьев застрелился, за ним последовали другие – начальник штаба Смирнов, комиссар Теплухин, командир батальона Шевченко и даже особист Доронин.

Ночью 28 февраля 1940-го года, остатки окружённых в районе Митро 34-й легкотанковой бригады и 18-й стрелковой дивизии начали выход из окружения тремя группами. Легкораненые в числе которых оказался и раненый неделей ранее в руку Аркадия Тверской, выходили отдельной группой человек в двадцать.

Тяжелораненных и обмороженных, попросту бросили.

Группой легкоранненых сперва командовал раненный лейтенант-танкист, но он вскоре умер и они оказались вообще без начальства.

Шли ночами без дорог, по глубоким сугробам - по задницу, или даже по грудь в снегу, еле ноги вытаскивали. Шли без карты и компаса, практически наугад: то ли к своим «кривая» выведет - то ли прямо к финнам в зубы. Хотя многие говорили, что всё равно они не жильцы на этом Свете: если финские егеря не замучают насмерть, так свои расстреляют.

Но им просто сказочно повезло: хотя и слышали финскую речь, но обнаружены не были.

Не менее сказочно повезло и с питанием: нашли в лесу павшую лошадь и боясь разводить костёр, грызли кровоточащими дёснами сырую - замёрзшую до гранитной твёрдости конину.

 

Дней через одиннадцать-двенадцать - оставшиеся в живых человек135 из группы легкораненных, вышли к своим.