Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

Личный телохранитель Брежнева Медведев, впервые познакомившись с генсеком на отдыхе в Ялте летом 1969 г., так описал эпизод общения пациента и его личного врача: «Он [Брежнев] плавал в море, гнался за доктором Родионовым и кричал ему: – Сейчас я тебя утоплю! – Не надо, не надо, – отвечал доктор, пытаясь оторваться. – А ноксирон дашь? – Брежнев сокращал разрыв. – Дам-дам-дам, только не топите»[1409]. В 1969 г. Медведев еще не знал, что ему придется самому выдавать генсеку ноксирон, нембутал и прочие препараты.

У нас нет прямых доказательств, что уже задолго до лета 1969 г. Н.Г. Родионов своей мягкотелостью потворствовал возникновению у Брежнева медикаментозной зависимости, однако можно предположить, что данные факты имели место и раньше. «Родионов привязал шефа тем, – подводил итог своих наблюдений Медведев, – что, несмотря на запреты медицинского руководства, выдавал Леониду Ильичу снотворные и прочие лекарства практически в неограниченном количестве – столько, сколько тот попросит»[1410]. Несколько позже в раздачу таблеток включилась и личная охрана Брежнева, выдававшая резерв своему подопечному в любое время суток. «Одни лекарства сменялись другими, вместо ноксирона появились спеда, ативан и прочие. Мне и моим коллегам приходилось вновь и вновь изучать внешний вид таблеток, дозы, чтобы не перепутать, выдавать по предписанию, – вспоминал Медведев. – Мы, далеко не врачи, занимались делом хлопотным и рискованным. Брежнев, к сожалению, считал себя достаточно здоровым, с врачами дела не хотел иметь и доверял только нам, охране»[1411].

Организм постепенно привыкал к медикаментам, и выписанной врачом дозы Брежневу не хватало, чтобы сразу уснуть. Зависимость была настолько сильной, что «ему все время было мало, он рылся в тумбочке, в шкафу, в портфеле, искал заначку». По словам Медведева, «когда организм привыкал к каким-то препаратам, он [Брежнев] менял одни таблетки на другие. <…> Одного только ноксирона [в 1973 г.] он принимал до восьми таблеток в день». Сюда также можно добавить ативан, радедорм, эуноктин, седуксен – препараты, которые Брежнев активно принимал с 1975 г. При нехватке или слабом действии препаратов генсек обращался к соратникам – членам Политбюро. «Никто ему не только не отказывал – старались услужить. Передавали лекарства из рук в руки. Не было среди них товарищей, все – политики в чистом виде, – утверждал Медведев. – Больше других старались услужить Черненко и Тихонов, которые сами увлекались снотворными»[1412].

К началу 1970-х гг. генсек, по совету друзей, стал запивать снотворное «зубровкой», чтобы ускорить процесс засыпания. «Куда бы мы ни ехали, в портфеле обязательно везли бутылку “зубровки”», – вспоминал Медведев[1413]. По словам В.А. Голикова, генсек «в последние десять лет <…> на ночь пил по четыре-пять снотворных таблеток нембутала». «После Франции Брежнев перестал обращать внимание на наши рекомендации, – писал Чазов, – не стесняясь, под любым предлогом, стал принимать сильнодействующие успокаивающие средства <…> Периодически, еще сознавая, что сам губит себя, он соглашался на госпитализацию в больницу или санаторий “Барвиха”»[1414].

§ 3. Переломный 1975 г.: начало конца Брежнева как самостоятельного политика

Злоупотребление лекарственными препаратами

Переломным в карьере Брежнева как самостоятельного политика стал 1975 г., который начался для него в больничной палате, где он провел около полутора месяцев. 8 января, прямо из больницы, Брежнев приехал на гражданскую панихиду в Дом ученых, по случаю кончины своей матери, Натальи Денисовны. «Когда она умерла, он очень плакал, – вспоминал Медведев. – Он уже принимал вовсю снотворные, психика была расшатана. <…> И когда несли гроб, и когда закапывали – тоже плакал»[1415].

Михаил Косарев, новый лечащий врач Брежнева, в одном из своих многочисленных интервью отмечал: «Я его принял уже в достаточно тяжелом состоянии. У Леонида Ильича была масса всевозможных патологий, при этом он злоупотреблял седативными лекарственными препаратами». Состояние здоровья генсека было уже сложно скрыть от посторонних глаз, стали появляться различные мифы и рассказы о его клинической смерти, перенесенном сердечном заболевании, параличе и т. п. 9 февраля 1975 г. Черняев отметил в дневнике: «Болезнь Брежнева. Слухи о необратимости и о преемниках, по “голосам” и в народе»[1416]. Вместе с тем, уже через месяц, ознакомившись с записями беседы Брежнева с английским премьер-министром Вильсоном, Черняев добавляет несколько важных штрихов, характеризующих состояние главы Кремля после болезни: «Генеральный был вполне в форме и как полемист не раз прижимал ушлого Вильсона. Действовал совсем не по бумажке, хотя и с учетом заложенных туда идей и информации. И вообще выглядел значительно крупней в государственном смысле, масштабнее англичан»[1417].

Полтора месяца, которые Брежнев провел в кремлевской больнице, встревожили партийный олимп. 17 февраля 1975 г. состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором был заслушан вопрос «О режиме работы т. Брежнева Л.И.». Сухие строчки протокола № 167 подтверждают глубокую озабоченность партийной элиты состоянием здоровья своего генсека: «Все члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК КПСС единодушно высказали мнение о необходимости нормализации работы Генерального секретаря ЦК КПСС т. Брежнева Л.И. для устранения систематических перегрузок в работе и сохранения его здоровья в интересах партии и страны» [1418].

По словам близко знавших его людей, Брежнев, состояние которого все больше зависело от количества принятых таблеток, стал все чаще быстро раздражаться, срывая свое настроение на подчиненных. «Один из его секретарей, проработавший с Леонидом Ильичом восемнадцать лет, – отмечал Карен Брутенц, – рассказывал, что он, недовольный, бывало, швырял пачки привезенных ему на ознакомление шифровок, и они разлетались веером по комнате»[1419]. «Где-то примерно с начала второй половины 70-х годов, – вспоминал Александров-Агентов, – Брежнев стал, как говорится, на глазах меняться в худшую сторону. Стала слабеть память, сильно ухудшилась дикция <…> ослабла способность сосредоточиваться на сложных политических вопросах. В этом состоянии он стал всячески как бы уходить от острых, больших и сложных проблем, раздражался, когда ему их “навязывали”»[1420]. Зависимость от снотворных средств усугублялась проблемами в семье генсека, прежде всего алкогольной зависимостью обоих детей Брежнева – Галины и Юрия, а также пассивностью жены, не желавшей конфликтовать с детьми. «Обстановка дома была действительно сложной, – отмечал Александров-Агентов. – Дело кончилось тем, что Леонид Ильич начал попросту сбегать из дому, запираясь в своем кабинете в Кремле даже в свободные от работы дни, принимал там в больших количествах успокаивающие и снотворные таблетки и спал по нескольку часов среди бела дня»[1421].

Л.И. Брежнев принимает премьер-министра Великобритании Г. Вильсона. Слева направо: В. М. Суходрев, Г. Вильсон, Л.И. Брежнев, А.А. Громыко

23 января 1968

Фотографы В. Соболев, В. Мастюков

[РГАКФД]