Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

того процесса колонизации русской государственной территории, который составляет такую существенную черту всей внутренней истории нашего отечества»[606]. Восприятие земель, оказавшихся в составе Российской империи как «русской государственной территории» очевидно связано с реализацией права на них, полученного в ходе завоеваний. При этом Кауфман характеризует государство в первую очередь по национальному признаку, а не имперскому.

Отсюда логично вытекает первоочередное право России и русского крестьянства на заселение данных территорий. Причём эта идея была широко распространена и среди самих переселенцев из европейской России. Тот же сенатор Пален писал, что «пока в указанных районах (в данном случае Семиреченская область. — Прим. авт.) не будет произведено земельное устройство киргиз с прочными гранями, до тех пор в постоянно скапливающейся здесь массе жаждущих земли (крестьян-переселенцев. — Прим. авт.) будет корениться твёрдое сознание, что вся земля должна принадлежать им, как русским, и самовольный захват киргизской земли неизбежен, что повлечёт за собой печальные последствия, как для киргиз, переселенцев и для всего колонизационного дела в киргизской степи»[607].

В данном случае оправдано мнение о том, что прежний имперский подход постепенно сменяется подходом, который носит более национально-государственный характер. В связи с этим интересно мнение, высказанное в работе «Новая имперская история Северной Евразии». «Менее имперская по своим внешним проявлениям, новая политика национального поселенческого колониализма была, по сути, не менее репрессивной. Прежнее открытое и символическое насилие колониальной власти замещалось скрытым и структурным насилием национального государства. В имперской логике, даже дискриминируемые группы населения жили на своей земле. С точки зрения национальной, вся земля принадлежит политической нации (представленной государством), а дискриминируемые группы населения пользуются урезанными правами на землю»[608]. Авторы данной работы в данном случае обращают на перемены, которые произошли в политике Российской империи в конце XIX века.

От прежней империи, где все народы, включая, в том числе и русский, были зависимы от правящей династии, Россия перешла к более чётко выраженному национальному формату. Собственно, политика переселения рассматривалась именно в этом контексте, она должна была быть ориентирована на обеспечение преобладания русского населения на присоединённых территориях. «Территориально протяжённые империи, к которым относилась Россия, не имели чётких внутренних границ внутри государственного пространства, что создавало условия для расширения этнического ареала расселения русских»[609].

Но при этом сторонники такой идеи во времена Российской империи старались сделать акцент на том, что для России процесс переселения на зависимые территории был вполне естественным, что он не был связан с завоеванием колоний, как это происходило у европейских стран. К примеру, по мнению одного из активных деятелей переселенческого движения начала XX века Геннадия Чиркина «распространение и распределение населения следуют общим законам природы, и здесь законы давления и уровня жидкости в двух сообщающихся сосудах вполне применимы, а потому заселение малонаселённых местностей является неизбежным и не может быть остановлено. А. Кауфман в своём труде «Переселение и колонизация» отмечает то отличие России от других стран, что у нас не приходится искать и завоёвывать колонии, у нас есть собственный земельный фонд, который и должен принять избыток населения Европейской России»[610].

Аналогичное мнение в конце XIX века высказывал Александр Васильчиков: «Колонизация в Европе имеет более характер эмиграции, то есть выхода, которому соответствует в Америке и Австралии иммиграция, то есть водворение, поселение, а в России переселения были издревле и остаются до сих пор явлением внутреннего народного быта, имеющим значение простого перехода из одних мест жительства в другие, и притом в края, не представляющие большой разницы с климатом и почвой коренных областей»[611]. Мы можем наблюдать очевидную убеждённость данных авторов в неоспоримом праве на занятые территории, несмотря на имевшееся здесь местное население. Они рассматривают это как внутренний процесс Российской империи, на этом основании делается вывод, что это вовсе не напоминает политику европейцев в их колониях. Хотя есть и другое мнение: «то, что появлялось в американских и российских экспансионистских концепциях в XIX веке основывалось на аргументах морали или противостоянии цивилизации против дикости»[612].

В этой связи интересно мнение современного российского историка. Анатолий Ремнев писал, что «российский имперский проект предусматривал постепенное поглощение государственным ядром (прежде всего в результате крестьянской колонизации) Сибири, Дальнего Востока, а также части Степного края. Это был сложный и длительный процесс, в котором сочетались тенденции империостроительства и нациестроительства, что должно было обеспечить империи большую стабильность, придать российскому имперскому строительству важный внутренний импульс и обеспечить национальную перспективу»[613]. В данном тексте мы снова можем наблюдать смешение терминов империя и национальное государство. О последнем даёт основание говорить упоминание Ремневым «нациестроительства» и «национальной перспективы». То есть империя в данном случае понимается фактически как национальное государство.

Собственно, это вполне отражает ситуацию, которая сложилась в Российской империи в конце XIX — начале XX веков. В истории России, изданной в 2017 году под редакцией Андрея Зубова, указывалось, что «период 1885–1905 годов может быть наименован временем русификации. В эти два десятилетия в России делаются попытки изъять повсюду из употребления местные языки и дискриминировать нерусское и неправославное население. Школа целиком переводится на государственный язык, запрещаются разного рода национальные просветительские организации, резко ограничивается книгопечатание на местных языках»[614]. От сословной империи, где к отдельным народам относились как к сословиям, в указанное время в России наметилась тенденция постепенного трансформирования в национальное государство с соответствующими приоритетами.

Но при этом форма организации оставалась имперской. Соответственно, все ресурсы имперского государства могли быть направлены на решение задач национального государства. Вопрос о земле относился к числу таких задач. «Крестьянская колонизация становилась важным компонентом имперской политики, а крестьянин её эффективным проводником. С XIX века крестьянское и казачье переселение на свободные земли почти целиком попадает под контроль государства, которое стремится подчинить его задачам имперского закрепления новых территорий»[615].

В 1891–1892 годах в европейской России произошёл неурожай, что привело к голоду. В результате значительное количество «самовольных» переселенцев направилось на восток. В частности, в Семиреченскую область прибыло без разрешения министерства внутренних дел 1769 семей. Согласно закону от 1889 года, они должны были быть выселены обратно. Однако местные власти не стали его применять и поселили их в основном в Пишпекском уезде[616]. Характерно, что это был период низких цен на мировых рынках на продовольственное зерно, главный для России экспортный продукт. Мировые цены на зерно остаются низкими примерно до 1894 года, после чего начинается их рост[617]. В это время России приходится конкурировать с США. К 1898–1902 годам Россия поставляет на