Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

году арестовали по ложному доносу и вскоре выпустили, а отца Константина с матерью и маленьким братом агенты ЧК продержали месяц в «засаде» в квартире, где вместе с ними проживал Володя, в надежде, что в квартиру явятся какие-либо сообщники-террористы. Константин, страдавший воспалением почечных лоханок и лишенный медицинской помощи, самостоятельно делал себе промывания (он был врачом), но от последствий вынужденного самолечения скончался.

Татьяна Акимова-Перетц, первая женщина – обладательница этой двойной фамилии, глава семьи, заставшая и дореволюционный ее расцвет, и послереволюционный упадок, не узнав, к счастью, о гибели внука и сына, за несколько месяцев до их гибели скончалась.

Список источников

1. 1903. Справочная книга С. – Петербургской купеческой управы 1902–1903 гг.

2. А. Г. Булах, Т. Д. Булах-Гардина, К. Г. Булах, В. К. Шуйский. Мир искусства в доме на Потемкинской // Центрполиграф, 2011.

3. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала XX века. Под общ. ред. Б. М. Кирикова. – СПб. Пилигрим, 1996.

4. Булах Г. Молодость, ты прекрасна. Записки инженера. – СПб., НП «Стратегия будущего», 2008.

Дом графини Софьи Паниной (1900, Бенуа)

Чайковского ул., 23

«И дома, в Воронеже, и в Москве все отсоветовали ехать в Петроград, так как большевики, наверное, меня арестуют. Мне самому казалось, что это должно случиться, но я и в ЦК и всем остальным говорил: „Я должен ехать. Бывают моменты, когда личная безопасность политического деятеля должна отступить перед его общественным долгом. На 28-е [ноября 1917 г.] назначено открытие Учредительного собрания. Я и другие, избранные в члены собрания, должны быть в назначенное время на месте“. – Поехал и, хотя приходится писать теперь сидя в каземате неизвестно за что, все же не раскаиваюсь. <…>

Арест случился… при неожиданных обстоятельствах. Вечером у С. В. П. [Графиня С. В. Панина] было заседание ЦК, где мне за отсутствием всех других пришлось председательствовать. <…>

Обсуждали, кто, где и когда прочтет в Учредительном собрании заявление Временного правительства… <…>

Уходить домой было поздно, все равно завтра надо было идти к Таврическому, да и казалось, что у Паниной безопаснее. На дом могут опять придти [для обыска или ареста].

Оказалось как раз наоборот. С дороги я устал, плохо спал уже несколько ночей, а потому с радостью воспользовался любезностью… переночевать у С. В. [Паниной]. Заснул как убитый и в 7½ ч[асов утра] был разбужен…: „Вставайте, пришли с обыском“»[46].

Улица Чайковского, 23

Именно этот неподходящий дом графини Паниной выбрал для ночевки министр временного правительства Андрей Шингарев, который был здесь арестован в день предполагавшегося открытия Учредительного собрания и заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.

49-летний политик уже 10 лет постоянно переизбирался членом Центрального комитета кадетской партии и имел большой вес, став в 1917 году лидером кадетской фракции Петроградской городской думы. Опасаться преследования у него были все основания – прекрасный оратор, не стеснявшийся резких высказываний и вызывавший доверие у слушателей, особенно у народной массы (Шингарев был по профессии врачом, много жил и работал в провинции и изучал «вымирающую деревню» не понаслышке), ожесточенно критиковал большевиков, объехав несколько городов с публичными выступлениями.

«Скромный смятый серый пиджачок, усталое, серое лицо, на котором приковывают внимание громадные серые печальные глаза, иногда зажигающиеся огнем негодования, но больше излучающие как бы удивленную скорбь, глубокий ласковый голос, проникающий прямо в душу, простая убежденная красивая речь… Образ чисто русский, русского народника, русского интеллигента, прожившего трудовую жизнь в самой народной толще, знающего близко, как нечто действительно родное, заботы русского села и запах сельской избы».[47]

Столичный Петроград, однако, к осени 1917-го стал для кадетов небезопасен. Не сумев во время Февральской революции организовать конституционную монархию во главе с великим князем Михаилом Александровичем, в пользу которого отрекся от престола Николай II, а затем демократическую и парламентарную республику, к моменту октябрьской революции партия потеряла былую силу. Во время штурма Зимнего дворца большевиками в ночь с 25 на 26 октября 1917 года министры-кадеты, находившиеся там, были арестованы вместе с другими членами Временного правительства. Другие члены партии, в том числе Шингарев, имевший в Петрограде квартиру (пятеро детей его после недавней смерти от инфаркта жены, пережившей разграбление крестьянами их семейного хутора Грачевки, жили у сестры Андрея), подвергались обыскам, а через месяц, 28 ноября 1917 года, Совет народных комиссаров РСФСР издал декрет, объявлявший партию кадетов «партией врагов народа» и предусматривавший арест ее лидеров.

В этот же день и состоялось злополучное собрание в доме Софьи Паниной. Присутствующих в тот вечер было немного – не было лидера партии Павла Милюкова (он уже переехал в Крым), не было бывшего управляющего делами Временного правительства Владимира Набокова – отца знаменитого писателя (он был арестован и, хотя к моменту обыска у Паниной был уже освобожден, узнал о случившемся по факту, придя, как было запланировано, в Таврический дворец). Князь Владимир Оболенский на собрании был, но к моменту облавы, происходившей рано утром, уже уехал. В доме остались лишь сама графиня, Андрей Шингарев и депутат Учредительного собрания от города Москвы Федор Кокошкин с женой. Их четверых и забрали на допрос в Смольный по ордеру Военно-революционного комитета, оставив в доме «засаду» для поимки каких-либо других посетителей неблагонадежной графини (двоих политиков, зашедших тем утром к Паниной по пути на манифестацию в Таврическом, действительно арестовали).

Кстати, несмотря на принадлежность к вражеской для большевиков партии, Шингарев и другие просто попались «под горячую руку» – в дом Софьи Паниной красногвардейцы изначально шли только за хозяйкой.

46-летняя аристократка, владевшая несколькими домами, поместьями и особняками (ее крымский дворец какое-то время арендовал сам Лев Толстой), с юности была известна в Петербурге как либералка и «красная графиня», открыто не одобрявшая самодержавный строй. К 1910-м к благотворительной деятельности Софьи (строительство народного дома, бесплатно предоставлявшего образование и культурный досуг населению, открытие столовых для детей, материальная поддержка союза помощи больным и раненым, работа в обществе защиты женщин и ряде других организаций) прибавилась деятельность политическая. Ко времени ареста в этом доме она была депутатом Петроградской городской думы, товарищем министра народного просвещения Временного правительства и одним из виднейших членов ЦК кадетской партии, заседания которой нередко проходили именно в этих стенах.

Через 3 недели после ареста графиню Панину, согласившуюся передать большевикам хранившиеся у нее денежные средства Министерства народного просвещения, выпустят из тюрьмы. Андрея Шингарева же, на беду согласившегося переночевать в этом доме на улице Сергиевской (сейчас – Чайковского), ждала другая участь.

Просидев больше месяца в холодной камере № 70 Трубецкого