Поэзия матросской революции - Владимир Виленович Шигин

Прибегая к образу матросов-анархистов, В. Платоненко в реальности призывает к новому бунту за «вольный революционный строй».

В поле рожь не сжата, есть патрон на брата

Да по три гранаты, да еще штыки.

И идут навстречу, развернувши плечи,

Вот уж недалече, ихние полки.

Их солдаты бравы, их идеи правы.

Им за честь и славу рваться с нами в бой…

Не дрожи колено! Наше дело лево.

Мы за вольный революционный строй!

Наша правда – с нами. Вьется наше знамя.

Что нас ждет, не знаем, но не побежим.

В нас братишки – сила. Как бы не штормило,

Есть патрон на рыло, значит, можно жить!

А над полем боя небо голубое.

А над полем воют пули у виска.

А к концу сраженья выдохнется день, и

Ночь укроет тенью павшие войска.

В поле рожь не сжата. Есть патрон на брата

Да еще гранаты, да еще штыки…

Кто сорвать захочет знамя цвета ночи,

Тот рискует очень не сберечь башки.

А вот еще образчик периода 90-х – стихотворение нашего современника А. Дмитриева «Революция»:

…Опустела усадьба и плачущий клин

Уж давно к берегам двинул Турции…

Антикварными стульями кормит камин

Полупьяный матрос революции…

Здесь перед нами явное неприятие всего новореволюционного. Тут и опустевшая усадьба и плачущая цветаевская «белая стая», клином подавшаяся в чужие края. Что касается матроса, то он у А. Дмитриева – откровенное быдло. Мало того, что полупьян, так еще и топит барский камин антикварной (а, следовательно, очень и очень дорогой!) мебелью.

А вот «Песня революционнейших матросов» наших дней поэта Г. Родственникова. Перед нами все та же старая тема, воспевающая матроса-анархиста, которому нет большой разницы, в кого разряжать свой шпалер-маузер. Разумеется, данное стихотворение всего лишь стилизация, но стилизация весьма современная:

Качалась лодочка, качалась на море,

Катался в лодочке матрос с мадамою.

Пой песню звонкую, пей пиво пенное,

Будет жизнь у нас обалденная.

Не беги, буржуй, кровопийца, жлоб,

Мы тебя сейчас упакуем в гроб.

Это кто идет? Комиссарище? —

Упакуем в гроб мы товарища.

Ну, а это кто? Белый офицер?

Гроб отыщется под его размер.

Внук Бакунина – Сын Кропоткина:

Анархисты мы, корень в глотку вам.

Ни материей, ни идеей

Наводи порядок в империи,

Мужика учи уму-разуму,

А потом, братва, мы попразднуем…

Что же мы видим? А видим то, что в эпоху глобальных перемен 90-х годов, казалось бы, совершенно неожиданно произошла актуализация матросской революционной темы в поэзии, произошел этакий «матросский ренессанс». Причем, новые поэты не выдумывают ничего нового, а идут строго в фарватере настроений поэтов начала ХХ века. Согласитесь, что призыв к матросам В. Платоненко: «Не дрожи колено! Наше дело лево. Мы за вольный революционный строй!» – это не что иное, как парафраз «Левого марша» В. Маяковского. «Матрос с мадамою» Г. Родственникова весьма близок, по своему духу, и блоковскому матросу-мессии, и героям «Пирушки» М. Светлова, приправленный мотивами старого матросского «Яблочка». Ну, а в «полупьяном матросе революции» А. Дмитриева явно угадываются знакомые нам черты матроса-мародера М. Волошина. Что же произошло? Неужели круг замкнулся?

Подводя черту нашему небольшому экскурсу в антологию матросской революционной поэзии, следует признать, что в целом матросы революции оказали огромное влияние на направленность российской поэзии своего времени. Практически все видные поэты начала ХХ века отдали поэтическую дань матросам, обогатив отечественную литературу, как минимум, несколькими произведениями на эту тему. Синусоида матросской революционной поэзии, то возносила и обожествляла главных героев революции, то, наоборот, низвергала их вниз, как исчадье ада. При этом во многом такое отношение являлось следствием того, где и когда сочиняли свои стихотворения авторы. Если процесс написания происходил в «красном» Петрограде – перед нами появлялся один матрос, если в занятом белогвардейцами Крыму – то совершенно иной. Помимо этого направленность стихотворений о роли матросов в революции отразила и все политические коллизии того времени. Здесь и неоправданная жестокость матросских масс в феврале 1917 года, и переход матросов на платформу большевиков к осени 1917, а затем отход от них под влиянием левоэсеровских и анархических идей в начале 1918 года. И, наконец, новый приход в лагерь большевиков наиболее сознательных матросских представителей в 1919–1920 годах.

Но, невзирая на кровавость и жестокость, невзирая на все свои метания, матросы остались в народной памяти, как почти эпические герои, как бескомпромиссные борцы за полную свободу от любой власти. Именно поэтому к теме революционных матросов отечественные поэты возвращались и десятилетия спустя, хотя все более и более легендируя реальных матросов. В определенном смысле это была уже просто дань старой традиции.

Однако стоило России вступить в полосу социальных потрясений конца ХХ века, как, казалось бы, изрядно подзабытые образы матросов революции снова оказались востребованы обществом. При этом, если одни поэты начали воспевать, прежде всего, бескомпромиссную верность матросов левым идеям, как пример для подражания своим современникам, то другие тут же начали развенчивать матросов революции, являя нам в своих произведениях пьяниц, грабителей и убийц, чтобы, таким образом, свести на «нет» матросскую героику. Все это означает лишь то, что в эпоху перемен, образ матросов, как авангарда и локомотива всех российских революций, вечных борцов с угнетателями снова стал востребован определенными слоями общества. Уверен, что, отныне и до веку, так будет уже всегда. И если в годы гражданского мира в России о матросах революции будут на время забывать, то в периоды очередных социальных потрясений, грядущие поколения отечественных поэтов снова и снова будут обращаться к мессианско-демоническому образу Матроса с красным бантом на бушлате и с черным маузером в руке.

Именно поэтому огромный и сложный пласт революционной матросской поэзии, открывает самый широкий простор для будущей исследовательской деятельности, как литературоведов, так и историков революции.