Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

* * *

В 1878 году Иван Сергеевич начинает писать свои знаменитые «Стихотворения в прозе». Стихотворений было 84, и перед ними поместил писатель краткое предисловие: «Добрый мой читатель, не пробегай этих стихотворений сподряд: тебе, вероятно, скучно станет – и книга вывалится у тебя из рук. Но читай их враздробь: сегодня одно, завтра другое, – и которое-нибудь из них, может быть, заронит тебе что-нибудь в душу». Уже в 1880 году были опубликованы первые 40 стихотворений в «Вестнике Европы», а полностью они были опубликованы в 1882 году, незадолго до смерти писателя. Пишет он о тиши и благодати русской природы, о довольстве, покое и избытке русской деревни, о великом и могучем русском языке. Это просто гимн России! Говорит о любви, о жизни и смерти, о близких людях, ушедших в небытие, о собственном одиночестве.

Сознание своего одиночества там и сям сквозит в тургеневских «Стихотворениях в прозе», с замечательной верностью выразивших его душевное настроение за последние годы. «Нахохлились оба (голубя) – и чувствуют каждый своим крылом крыло соседа. Хорошо им! И мне хорошо, глядя на них… хоть я и один… один, как всегда» («Голуби»).

Художник Верещагин вспоминал: «Впечатление последних его вещей, например «Стихотворений в прозе», по большей части удручающее; так и слышится везде фраза, сказанная им мне однажды на вопрос, каково состояние его духа: «Начинаю чувствовать глухой страх смерти!» Мыслям о смерти посвящена значительная часть его «Стихов в прозе». «Настали темные, тяжелые дни. Свои болезни, недуги людей милых, холод и мрак старости… Все, что ты любил, чему отдавался безвозвратно, никнет и разрушается. Под гору пошла дорога». С каждым днем утрачивалась вера в себя, в свои силы, в русский общественный прогресс. «Стар я, скоро умирать придется, – говорил он, меланхолически глядя на камин. – Знаете ли, мне кажется, что человек, как только перестает увлекаться красотой и женщиной, становится уже неспособным на художественное творчество. Я уже чужд подобным увлечениям – и вдохновение покинуло меня».

Однако еще не до конца была пройдена дорога жизни. Вскоре писатель едет в Россию, и здесь его ждет новый душевный подъем, и неожиданный всплеск радости, и даже любовь. Он сразу попадает в круговерть всевозможных торжеств и встреч со старинными друзьями. Он везде обожаемый, желанный и долгожданный гость. Здесь же его ожидает последнее любовное приключение – актриса Мария Савина. Он снова воспрянул, мечтает жениться и остепениться в своем имении, но, к сожалению, жизнь внесла свои безжалостные коррективы.

43. Примирение с молодежью

Начался 1879 год для Ивана Сергеевича нерадостно – пришло известие о том, что в начале января его старший брат Николай тяжело заболел воспалением легких и уже 7 января скоропостижно скончался. Состоялось отпевание в церкви села Тургенево, а затем гроб с телом Николая Сергеевича был отправлен в Москву и поставлен в склепе Новодевичьего монастыря рядом с гробом его жены, скончавшейся в 1872 году. Многое сближало братьев – воспоминания о юности, о борьбе с ревнивой матерью. Однако они со временем охладели по отношению друг к другу. Освободившись от власти матери, Николай оказался во власти своей жены – Анны Яковлевны, а Иван – Полины Виардо. Обе женщины были наделены твердым характером и огненным темпераментом. И одна и другая, может быть, заменили братьям Тургеневым жестокую Варвару Петровну их детства.

Со смертью Николая Тургенев особенно остро ощутил дыхание небытия. Он переживал в это время тяжелый приступ подагры. «Вот уже две недели, как в меня опять вцепилась подагра – и лишь со вчерашнего дня я начал ходить по комнате, разумеется, при помощи костылей, – писал он Флоберу. – Вчера я получил известие о смерти моего брата; для меня это большое личное горе, связанное с воспоминаниями о прошлом. Мы виделись с ним очень редко – и между нами не было почти ничего общего… однако брат… иногда это даже меньше, чем друг, но все же нечто совсем особое. Не такое сильное, но более близкое. Мой покойный брат был человеком несметно богатым – но все свое состояние он оставил родственникам жены. Мне же (как он мне писал) он отказал 250 000 франков (это приблизительно одна двадцатая часть его состояния) – но так как люди, окружавшие его в последнее время, весьма смахивают на мошенников – мне, видимо, придется немедленно отправиться на место действия – наследство моего брата может очень легко испариться» (9 января 1879 года).

Оправившись от подагры, Иван Сергеевич едет в Москву. Путь в туда, где решался вопрос о наследстве, проходил через Петербург. Елена Ивановна Апрелева вспоминала о неожиданной встрече с Тургеневым в столице: «В январе 1879 года, поднимаясь по лестнице в помещение петербургского кружка художников, где в тот вечер выступала в «Грозе» Стрепетова, я неожиданно увидела впереди себя Тургенева, предполагавшего приехать в Петербург только весной. Для него мой приезд из Москвы был также неожидан. Разговаривая, мы вошли в театральную залу, переполненную публикой. Лишь только высокая фигура Тургенева появилась в дверях, какой-то трепет и шепот пронесся по рядам стульев; все начали вставать, и зала разразилась аплодисментами. Тургенев, несколько озадаченный, на мгновение остановился, потом заторопился двинуться вперед вслед за распорядителем, сопровождаемый дружными аплодисментами.

– Что это? – сказал он мне взволнованным голосом. – Настроение будто изменилось».

Отношение молодежи к русскому писателю, которое было в основном негативным после написания «Отцов и детей», к концу 70‐х действительно совершенно изменилось. Злые языки утверждали, что Иван Сергеевич «купил» эту благосклонность молодежи встречами и денежной помощью представителям революционной эмиграции в Париже. Однако, по-видимому, передовая революционная молодежь искренне поверила в то, что Тургенев вошел в их ряды, и даже призывала его возглавить революционную борьбу в России.

Об остановке Тургенева в Петербурге по пути в Москву оставил воспоминания А. Кони: «Зимою 1879 года Тургенев был проездом в Петербурге и жил довольно долго в меблированных комнатах на углу тогдашней Малой Морской и Невского. Старые, односторонние, предвзятые и подчас продиктованные личным нерасположением и завистью нападки на автора «Отцов и детей», вызвавшие у него крик души в его «Довольно», давно прекратились, и снова симпатии всего, что было лучшего в русском мыслящем обществе, обратились к нему. Особенно восторженно относилась к нему молодежь. Ему приходилось убеждаться в заслуженном внимании и теплом отношении общества почти на каждом шагу, и он сам с мягкой улыбкой внутреннего удовлетворения говорил, что русское общество его простило. В этот свой